Книга перемен
Шрифт:
Но все оказалось проще. Инна, Инесса, донья Инес оказалась одна. Ее подружки, компаньонки, дуэньи отсутствовали, так как две из них подрабатывали ночными медсестрами в больничных корпусах того же Первого меда, а Гуля разъезжала на «скорой». Инна, случалось, тоже где-то дежурила, когда финансовые обстоятельства становились из рук вон, но не сегодня. Сегодня она распахнула окно в ночь, чтобы выветрился угар неудачного «сейшна», и уселась в темноте на подоконник, размышляя о том, что надо бы, наконец, собраться и вернуть себе девичью фамилию, легкомысленно утраченную после никчемного, весьма кратковременного замужества, случившегося чуть ли не в
На ней была байковая ночная рубашка, застиранная до полной потери ворса, и одеяло внакидку. И дверь на стук Вадима Инна открыла дверь именно в таком виде. Он, как и мечтал, осыпал ее подснежниками, помятыми, утратившими первозданную свежесть. Несколько цветков запутались в волосах да так и остались там на всю ночь. На всю долгую ночь, которая началась неловкими, грубоватыми, скомканными, как подснежники, поцелуями. Поцелуи эти подсказали Инне, что поначалу ей придется все брать на себя, что, действуя, придется быть терпеливой и снисходительной и немного лживой в выражении восторга и благодарности.
Лина, в самом деле, ждала, никуда не уехала. Она ждала, ее пышное каре обвисло по-домашнему, на крыльях носа скаталась мелкими комочками пудра, под глазами залегли тени, а освежить помаду на губах она забыла, и лепестки орхидеи выглядели как никогда беззащитно.
Она сжала Олегу руку, потом погладила по плечу, обвела пальцами кровоподтек на скуле и сказала, что-то пряча за легкой иронией:
— Ты рыцарь из рыцарей, сэр Олег. Поедем-ка… в мой замок. Там нас не будут подстерегать неожиданности.
— Жаль, — выдохнул осмелевший после приключения Олег, ловя губами ее пальцы.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — жестковато усмехнулась Лина и решительно повернула ключ зажигания. Она привычно встряхнула волосами перед тем, как нажать на газ, и машина, белый зверь, словно чувствуя нетерпение хозяйки, понеслась по ночному городу, разбрызгивая весеннюю слякоть.
И все состоялось. Голубая вода в ванне, невиданные плавающие свечи в широком мелком фаянсе, золотистый хмельной напиток из одной на двоих серебряной чаши, опрокинутая ваза с увядающими нарциссами. Вода из вазы, не иначе как зачерпнутая в далекой священной реке, пролилась на ковер. Ковер впитал и соленую испарину, и любовную мутноватую влагу.
Из-за стекла книжной полки с черной глянцевой обложки выставочного каталога на переплетенные тела мужчины и женщины свысока смотрела посмертная золотая маска самого знаменитого фараона.
Глава 3
Ты приближаешься к великолепному цветку, он сияет ласковым взором и источает загадочное сладостное благоухание, вот ты склоняешься, чтобы лучше видеть прекрасное лицо… И тут из венчика мерцающих лепестков тебя поражает леденящий убийственный взгляд василиска! Вот что я пережил в этот миг…
— Сфинкс, душа моя, пора бы уже и наиграться. Когда, наконец, появится результат?
— Вам не понять, Петр Иванович. Вы не художник, не артист своего дела. Вам чуждо вдохновение. Вы сухой профессионал. Вы не были, случайно, зубрилкой в школе?
— Был. И не вижу в этом ничего плохого. Благодаря зубрежке до сих пор не растерял полезных школьных знаний в отличие от многих прочих.
Она расхохоталась, высоко вскинув подбородок.
— А говорите, что не растеряли школьных знаний. Сфинкс — это женский персонаж, да будет вам известно. Не он, а она. Загадочная, коварная Сфинкс.
— Этого следовало ожидать, — проворчал Петр Иванович. — Загадочная, коварная. Если я добавлю, что и любострастная, тоже, скорее всего, не ошибусь.
— Вам-то что за дело? — изогнулись, словно под порывом ветра, лепестки орхидеи. — Уж какая есть. Завидуете? Объектам разработки завидуете?
— Не надо только хамить, милочка. У вас задание, а не медовый месяц.
— Совмещаю приятное с полезным. Санкционированно, прошу заметить, совмещаю, — строптиво дернулось прямое египетское плечо. — Вы же хотите, чтобы он на все пошел ради меня? Ну так до этого его нужно еще довести.
— И долго доводить намерены?
— Да нет. Скоро сын возвращается. Так что — нет, не долго. Денек, другой. А что за срочность? Все ведь на мази? Или я ошибаюсь?
— Не ваше дело. В любом случае, закругляйтесь. А то разнежились, как в гареме, даже потолстели. Помимо этого и другие дела есть, да будет вам известно, пусть и не такие приятные для вас. Не все коту масленица, душа моя. Не все вам молоденьких мальчиков пользовать.
— О-о, значит, все-таки завидуете. Ах, да не пыжьтесь вы, я шучу. А, кстати, почему вы решили разрабатывать не прямого наследника? Не целесообразнее было бы обрабатывать другого?
— А что, вы и за второго готовы взяться? Слюнки текут?
— Мелко мстите, Петр Иванович, — колыхнулась орхидея, — мелко. И меня ваша шпилька нисколько не задевает. Лучше удовлетворите мое любопытство.
— Удовлетворю, ненасытная вы наша. Он — тоже прямой наследник, так как законным образом усыновлен. А выбран был по той причине, что его психологическая характеристика нас больше вдохновляет. Второй — хлипковат. Возможно, его намного легче было бы… убедить, но я не поставил бы на него, когда бы дошло до дела. Хлипковат. А третий — младенец.
Как никому не нужен был мост посреди пустыни, так никому не нужен был и консультант, то есть Михаил Александрович. Он сразу это понял и старался никому не мешать, не мельтешить и только отвечать, если спрашивают.
Изыскательские работы давно закончились, и геологи валяли дурака, досиживая положенный по контракту срок. Они, вытряхнув из старого ободранного автобусика обитавшего в нем переводчика, уезжали, бессовестно сжигая запасы бензина, куда-то в глубь каменистой пустыни, к множественным ровным, словно насыпным, холмикам, покрытым пестрыми камешками, и, как дети, собирали самые красивые, зная, что увезти их все равно не удастся. Михаил Александрович от нечего делать тоже как-то раз напросился с ними и вволю побродил по пестроцветам, насиделся на склоне, перебирая, пересыпая мелкие камешки, разглядывая неповторимый узор на каждом из них.