Книга первая. 3: Апологет – Ересиарх
Шрифт:
– Я пытался объяснить это посланнику, – устало проговорил Герхард, – но у епископа был свой взгляд на происходящее. Если бедствия продолжаются, то зачинщики бедствий должны быть где-то здесь. И мои поиски продолжились.
Знахарка аккуратно взяла его левую руку. Ниже запястья по коже разлился приятный холодок, запахло горькими травами. Инквизитор перевёл взгляд от чернеющего квадрата окна на травницу.
На минуту в комнате повисло молчание. Наконец Хельтруда, отставив в сторону горшочек с целебной мазью, покачала головой.
– Герхард, здесь я бессильна.
Инквизитор
Его левая кисть в разводах подсохшей крови безжизненно замерла среди обрывков холста. Побледневшие, будто мраморные, пальцы сливались со светлым льняным покрывалом.
– Я не могу тебе помочь, – Хельтруда осторожно коснулась покрасневшей кожи запястья, – это не тот недуг, что требует лишь трав и заговоров.
– Что мне делать? – спросил Герхард. В горле застрял мерзкий ком.
– Есть один способ… – знахарка отвела глаза, принимая у Герхарда пустую кружку, – в полудне пути отсюда живёт человек, умеющий исцелять самые тяжёлые раны. Но…
– Но что? – поторопил её Герхард.
– Но он – чернокнижник, колдун, – еле слышно произнесла Хельтруда, – и я не думаю, что инквизитору подобает…
Герхард приподнялся на локте, правой рукой обнимая Хельтруду за талию. Кручёный поясок из стеблей зверобоя заскрипел под его пальцами.
– Я совершил слишком много того, что не подобает совершать инквизитору, – его губы растянулись в подобии улыбки, – и давно перестал считать свои грехи. Ты укажешь мне путь к нему, Хель.
Взгляд Герхарда остановился на лице знахарки.
– И даже не думай идти со мной, – предупредил он, – ты и так многим рискуешь, укрывая меня в своём доме…
Инквизитор наклонил голову, погружая лицо в волосы Хельтруды.
– А я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности… – чёрные и русые пряди спутались. Ноздри приятно щекотали запахи овса и мёда.
– Ты должен будешь передать ему это, – травница не без труда высвободилась и встала. На её лице играла едва заметная улыбка. Сдвинув стоящий в углу сундук, Хельтруда откинула половицу и вынула из схрона комочек. – Не спрашивай, что здесь. Он поймёт, кто ему это передал, и поймёт также то, что тебе можно верить.
Герхард кивнул, наблюдая, как Хельтруда бережно заворачивает комочек в ткань и кладёт его в дорожную суму. В своём крестьянском платье из грубого льна, простоволосая и отнюдь не красивая, она представлялась ему воплощением изящества и юности. Её не портили ни морщинки на щеках, ни суровая складка на лбу – следы выносимых лишений. Худощавая фигура знахарки казалась изваянной из мрамора – и неважно, что неумеха-скульптор оставил угловатости на бёдрах и ключицах. Со всеми знаниями и опытом, с грузом прожитых лет за спиной, она всё равно представлялась ему юной лесной феей, погружённой в таинственный мир волшебства.
– Я отправлюсь до рассвета, – сказал инквизитор.
– Тебе нужно будет миновать торговый тракт затемно, – травница отошла к окну. Её руки рассеянно оправляли подол. – Ночью тракт безлюден. Ты свернёшь с него и двинешься на север, туда, где деревья покрыты мхом. К колдуну не ведёт ни одна тропа – твоим проводником станет лишь мох и ветер, что дует с севера. Рано или поздно ты достигнешь реки – двигайся вниз по течению…
Травница замолчала.
– А дальше? – поторопил Герхард.
– А дальше он сам найдёт тебя. Скажу одно – на твоём пути встанут препятствия. Какие именно, я не знаю. Они отличны друг от друга каждый раз, но ты будь готов ко всему. Свёрток, что я дала, не прячь глубоко. И храни при себе ещё один оберег…
Руки знахарки скользнули к шее, и в её ладонях остался крохотный кусочек дерева. Сквозь аккуратно вырезанную дырочку была пропущена пеньковая верёвка. Хельтруда приблизилась, и Герхард склонил голову, чувствуя, как скользит по коже, царапая её, пеньковый шнур.
– Это частица Древа Богини-Матери из северных земель. Носи его, не снимая… пока не вернёшься ко мне.
– Я так благодарен тебе, Хель.
– Ты должен будешь вернуть мне этот оберег, – травница будто не слушала его, – без него мои заговоры теряют былую силу. Ты понял меня?
– Я понял тебя, – Герхард накрыл оберег здоровой ладонью.
– А теперь, – Хельтруда, подобрав платье, с ногами забралась на лежанку, – закончи свою историю о проклятом городе.
Инквизитор спрятал оберег под рубаху. Кусочек дерева, лишённый женского тепла, теперь напитывался теплом его тела.
– В конце концов, я нашёл их, – его рука легла на сложенные ладони травницы. – С очередным письмом епископа мне пришли чёткие указания, кого следует задержать. Я не понимал, откуда и как он прознал это, но выполнил приказ. Мы пришли за ними ночью…
Его голос прервался, а когда инквизитор вновь заговорил, то хриплый тон звучал полушёпотом. Травница наклонилась ближе.
– Я и мои люди пришли, чтобы ловить опасных еретиков, – продолжил Герхард, – а обнаружили кучку трясущихся от ужаса старцев. Мы выгнали их под дождь в одном исподнем и провели через весь город на заклание. Казнить без суда – таков был указ епископа…
В ту ночь город не спал. Горели факелы на площади, плясали тени вокруг наспех сооружённого эшафота. Никто не вышел на казнь, кроме инквизитора и его подручных. Но свечи мерцали в каждом окне, и застыли силуэты за занавесями, приникнув к оконным проёмам.
Ливень хлестал без удержу, заливая брусчатку площади потоками чёрной грязи. Служки сбивались с ног, снова и снова поджигая чадящие факелы.
Прикрываясь капюшоном плаща, инквизитор зачитал приговор – бумага была составлена заранее, и ещё не просохшие чернила расплывались под дождём. Он старался перекричать шум воды, чтобы стоящие перед ним осуждённые услышали его. Чтобы знали, за что будут казнены. Он смотрел в приговор и громко, внятно читал. До рези в глазах вглядывался в исчезающие буквы, чтобы не пропустить ни слова. А ещё чтобы не видеть, как плачут, трясясь от холода, несчастные старики. Бургомистр с женой, управляющий городским зернохранилищем, разорённый начальник разграбленных конюшен и его похожая на высохшую мумию мать…