Книга Петра. Том 2
Шрифт:
Отчаяние от безысходности перерождалось в страшную ярость. Гнев завладел ею. Теперь он был бесконтрольный и неистовый. Ее глаза закрылись, чтобы открыться снова. Ее разум торжествовал, хотя должен был испытывать нервный срыв. Ее глаза видели все, хотя должны были купаться в кромешной тьме. Она должна была умереть, но возродилась кем-то большим, чтобы выжить.
Его голова с уже раскрытой челюстью, так близко побывавшая возле своей цели, стала потихоньку отдаляться от нее. Связано это было не с тем, что у нее появилась огромная мышечная сила, а с нестерпимой болью на шее зараженного. С одной стороны его шеи сочилась горячая кровь и шел пар, а с другой расползалась сеть кристаллических льдинок. Его голова достигла максимального расстояния между ними, и теперь вампир хотел ретироваться, сбежать и исчезнуть. Но уже не мог. Руки, сковавшие его шею, намертво держали его, а боль все больше растекалась по телу и была для него адской и невыносимой. Через несколько секунд он уже ничего не чувствовал, потому как половина его тела стекла красной жижей на пол, а другая, отделившись, разбилась на сотни оледеневших частей.
Ее силы после тюрьмы и недоедания были на исходе, и она это чувствовала. В машине ждал мальчик, которого надо было спасти, и она сейчас никак не могла упасть без сознания. Дверь почти закрылась за ней, когда за ее спиной показались десятки рук, пытавшихся схватить ее, но в то же время боявшихся выйти на солнечный свет.
Алия дошла до машины и упала на колени. Ее рука схватилась за ручку, а взгляд упал на асфальт, на который капали ручьем яркие капли крови.
Глава 3
Инсомния
Абсолютно белая комната содержала в своем интерьере лишь одну-единственную кровать с таким же белым и опрятным покрывалом, на котором был вышит рисунок в виде красного глаза. И хоть она не была подозреваемой или личностью, представляющей опасность для остальных жителей Иллюмината, дверь в ее комнату была закрыта с внешней стороны. После произошедшего взрыва в инженерном отсеке ее нашли целой и невредимой под грудой бетонных обломков, но полностью в обессиленном состоянии. После того как она смогла прийти в чувство, прошло два дня, и за это время у нее было всего два посетителя. Первым был пожилой доктор, обследовавший ее всю с ног до головы, но, не найдя ни единой царапины, мог лишь восхищаться произошедшим и постоянно называл случившееся чудом. Второй был среднего роста коренастый военный, который, как она поняла, в чудеса не верил. Он расспрашивал ее до мельчайших подробностей и не находил нужных ответов. Когда Инсомния спросила его, почему они держат ее взаперти, он холодно ответил, что это для ее же безопасности. Инсомния понимала, что то, что произошло два дня назад, выходило за рамки понимания нормальных вещей. Причиной, почему она здесь находилась, могло быть только то, что они догадывались, что не бывает выживших после такого взрыва, не бывает полностью исцелившихся после таких тяжелых диагнозов, приговаривающих ее к быстротечному смертельному исходу. На многие вопросы из тех, которые он задавал, она попросту отвечала, что сама не понимает и не знает, как это все случилось. Тогда его блокнот закрылся, он встал и покинул комнату, после чего больше ее никто не посещал до самого вечера.
Сидя здесь, в этой белой комнате, она вспоминала каждый свой шаг после того, как очнулась в палате полностью здоровой и без единого шрама от ожогов и облучения. В том, что к ее чудесному выздоровлению причастен ее отец, она ни капли не сомневалась, но о том, что он сделал для этого и на что пошел, Инсомния могла лишь догадываться. Во всяком случае, он пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти ее, и она об этом не забудет никогда.
Тогда пробудившись на кровати, она не просто выздоровела и почти вернулась с того света, она также чувствовала, что стала чем-то большим. Чем-то способным на немыслимое и фантастическое. Чем-то, что забирало частички умиравших людей и питалось этим. Могла ли она себя называть теперь человеком, таким же, как и все другие, окружающие ее? Вряд ли. Она прекрасно понимала, что, если бы захотела, она бы без труда могла выйти из этой комнаты, отшвырнув большую металлическую дверь всего лишь одним желанием своей воли. Она могла уничтожить всех, кто посмеет встать на ее пути и попробовать остановить. Но что потом? Бескрайние поля, равнины и леса. И одиночество. Это общество людей, ставших ей небезразличными, было единственной, последней нитью для выживания всего. Здесь были знания, лучшие умы и остатки всего того, что раньше считалось цивилизацией. Поэтому она лгала, что ничего не помнит, боясь, что из-за мер безопасности ее посчитают опасной, а потом выгонят или просто превратят в подопытного кролика, на котором будут проводить эксперименты до последнего ее вздоха.
В дверь постучали. Ключ вошел в замок и провернулся два раза, после чего дверь открылась и в нее вошел тот самый военный, допрашивавший ее немногим раньше. В этот раз он не зашел в комнату со стулом, а остановился в дверном проеме.
– Еще раз здравствуйте, Инсомния. Пройдемте, пожалуйста, со мной.
– Куда мы пойдем?
– Следуйте за мной, далее вы сами все увидите.
Она не хотела с ним идти, единственное, что сейчас Инсомния сделала бы, – это увидела свою мать и навестила бы Артура. Но выбора у нее не было, и с откровенным нежеланием ей пришлось отправиться вслед за малоприятным ей мужчиной. Вся эта завуалированная вежливость, с которой он к ней обращался, скрывала лишь нежелание прибегать к силе и сделать все как можно проще.
Вместе они вышли из белой комнаты и устремились вдоль коридора. Пройдя еще несколько метров, Инсомния почувствовала запах гари, а через мгновение показался зал, усеянный сажей, осевшей после взрыва корабля. От него остались лишь обломки и искореженный металл. То, над чем ломали головы ученые и что могло помочь в начавшейся войне, навсегда было уничтожено. Кроме нее, никто не знал, что произошло внутри корабля, и, возможно, ее подозревали также в этом взрыве, как и во всем случившемся.
Наконец они пришли, и перед ней открылась дверь, за которой ее ждала такая же пустынная комната. Внутри нее ничего не было, кроме стула и большого, почти во всю стену прямоугольного зеркала. «Это допросная», – догадалась Инсомния, а провода возле стула – не что иное, как полиграф, к которому ее собираются подключить.
Военный попросил ее сеть на стул, после чего появилась женщина в белом халате и обвешала ее тело проводами. Затем все они вышли, и комната опустела, но всего лишь на несколько секунд. Когда дверь снова открылась, в нее вошел седовласый, с опущенным подбородком, крепкого телосложения мужчина. Он был одет в черный пиджак и такие же черные штаны, под которыми блестели заостренные кожаные туфли. Инсомния сразу же узнала его. Это был один из друзей ее отца, с которым он проводил большую часть своего времени, отдаляясь от всех вокруг. Отец почти ничего не рассказывал о нем. Но теперь она прекрасно знала почему. Многие из тайн его прошлой жизни стали ей понятными только здесь. Этот с виду очень опрятный мужчина, с острыми, ярко выраженными чертами лица, был очень проницателен и крайне внимателен к любым мелочам. Отец всегда лестно о нем отзывался и восхищался его умом и безграничной преданностью своему делу. Единственным, кто мог знать все секреты и хоть немного прояснить все происходящее в этом мире, был Марк Гринберг, и он сидел сейчас перед ней.
– Инсомния, здравствуй, – его голос был твердый и уверенный в себе. – Я хочу, чтобы ты сразу поняла, что это не допрос какого-нибудь особо опасно преступника или убийцы, но из-за того, что случилось два дня назад, погибло много людей, и мы всего лишь хотим понять обстоятельства произошедшего.
– Если бы это не был допрос, я бы не сидела здесь, подключенная к вашим проводам. За стеклом не было бы кучки ваших тайных вершителей судеб. И меня бы не держали два дня в вашей белой комнате.
– Мне очень жаль, что мы прибегли к этим мерам, но мы тщательно должны разобраться в том, что случилось. Погибло пятнадцать человек, и причина этому – ваш отец.
– Он умер! Я могу хотя бы присутствовать на его похоронах? Хотя бы туда вы меня отпустите?
– Инсомния, чем раньше мы закончим, тем быстрее все станет на свои места. У нас очень мало времени. Давайте все же начнем.
– Начинайте же уже! – не выдержала Инсомния.
– Хорошо, – его голос стал немного мягче, но все же был властным. – Когда вы очнулись, ваш отец еще был жив?
– Нет, он лежал в крови возле моей кровати. – Инсомния отвернула взгляд от собеседника. Воспоминания ей давались крайне тяжело.
– Как вы считаете, что вас исцелило? Все наши врачи беспрекословно поставили вам смертельный диагноз и не давали ни единого шанса на спасение.
– Я не знаю. Когда я очнулась, на моем теле уже не было ни одной раны и ни одного больного места.
– Зачем вы вышли из палаты и направились в сторону инопланетного корабля?
– Я хотела взглянуть в лицо того, кто убил моего отца. Я, – Инсомния со злостью подняла глаза, – хотела, чтобы он за все ответил.