Книга Петра
Шрифт:
Нам пришлось потратить почти все наши силы на то, чтобы дотащить того бедолагу, который каким-то образом оказался с Ником, спустив его по четырем лестницам и протащив по длиннющему коридору. Весил он не менее центнера, что не могло не сказаться на моем больном колене, но выбора у нас не было, и я терпел боль до самой двери. Разместив его на кровати и сняв всю мокрую одежду, мы еще больше убедились в тяжести его плачевного состояния, ибо большая часть его тела была посиневшей, с преобладанием многочисленных гематом и травм. Все же, проведя первичный осмотр, мы убедились в том, что переломов у него нет, хотя и не исключали внутренние повреждения, которые со временем могут проявиться, усугубив его и так невзрачное положение. Когда же мы закончили его укладывать, сделав все, что было в наших силах, я с нетерпением принялся расспрашивать Ника о том, как ему, вопреки всему, удалось добраться до бункера, да еще и с такой непосильной ношей, от которой бы отказался почти каждый, желающий спасти свою шкуру. Из этой любопытнейшей и не менее захватывающей беседы мне удалось узнать о том, как он спас щенков и залез в чужой дом, как потом на моторной лодке отправился вслед за нами, и о том, как на пути рядом с ним прямо с неба упал этот человек, которого ему не без труда удалось спасти и вытащить из воды, уносящей тело вниз по течению. После чего их подобрала уже на выезде из города, наверно, последняя спасательная машина. Я также в свою очередь поделился всеми теми неприятностями, посетившими и нас по прибытии сюда. Наговорившись так, словно мы уже давно были друзьями, мы решили закончить этот день, потому как сил уже не было даже на разговоры.
Я улегся на нижнем ярусе, и понемногу глаза мои начали закрываться. Еще несколько раз в полудреме я просыпался из-за того, что тот парень периодически стонал от боли, но потом все же усталость взяла верх и я погрузился в глубокий сон. Впервые за долгие годы мне приснилась моя жена. Она была в цветном сарафане, с длинными заплетенными косичками и выглядела еще даже лучше и моложе, чем в последние годы, когда я ее запомнил. Мы сидели с ней на крыше одного из домов незнакомого мне города, а рядом с нами на расстоянии руки проплывали облака. Там на крыше нас было только двое, и казалось, что мы разговаривали обо всем, как будто только познакомились, и внутри нас взрывались атомные бомбы, переполняя наши чувства оттого, что мы нашли друг друга. Затем улыбка на ее глазах исчезла, а взгляд устремился вдаль. Взглянув в ту сторону, я увидел, как город погружается в темную воду, больше похожую на какую-то густую слизь. Когда же я повернулся обратно, вся моя жена была покрыта ею с головы до ног.
Перед тем как проснуться, мне с содроганием и холодным ужасом въелись в память ее последние слова:
– Ты должен спасти его, или все мертвое не обретет покоя.
Так закончился наш первый день в бункере.
Глава 5
Ким
Когда он впервые пришел в себя, прошло не менее двух дней. Новостей снаружи до сих пор не было, если, конечно, не считать того, что к концу второго дня они и вовсе перестали быть возможными из-за вышедшего из строя сообщения с внешним миром. Вдобавок ко всему иногда можно было заметить малозаметные колебания стен, говорящие лишь о том, что наверху творится что-то колоссальное и губительное, доносящееся до нас лишь своими отголосками. Все, что мы знали, заключалось в обрушившемся на нас природном катаклизме в виде нескончаемых, затопляющих все вокруг потоков воды. Комендант, делавший каждый день обход, уже ничего не мог поделать с нашим небольшим зверинцем, хотя и пригрозил нам пальцем, что при поступлении первых жалоб ему придется предпринять меры. Мы же любезно и деликатно заверили его в том, что таковых не будет, потому как тщательно следим за пушистыми. Щенки же, в свою очередь, как будто все понимали и не создавали нам больших проблем своим лаем или беспорядочными минными полями.
Я не знал, чем помочь нашему пациенту, и потому просто разговаривал с ним, хотя по большей части беседой это было назвать очень трудно, потому как он постоянно молчал и лишь изредка выдавливал из себя несколько слов, дававшихся ему с болью. Все его тело, как мне казалось, судя по его стонам, пребывало в некой адской печи, где то и дело раздували жерла. Страшная боль то сжимала, то колола его затылок, огромнейший ушиб груди не давал свободно дышать, а гематома левого бедра словно ножом резала при любой попытке сдвинуть ногу с места.
Врач пришел только к вечеру, жалуясь на многочисленных пациентов и категорическую нехватку времени.
Осмотр его длился недолго, и, убедившись в том, что у пациента нет переломов, он выписал ему заживляющие мази и дал обезболивающее, после чего быстро откланялся. На следующий день после обеда мне показалось, что Ким снова отключился, но позже я убедился в том, что он просто спит. Более-менее в себя он смог прийти лишь на четвертый день, ближе к вечеру, когда мои товарищи ушли на ужин в общую столовую, а я нес свой караул, наблюдая за своим первым пациентом. Этим вечером мне наконец-то удалось узнать нашего больного поближе и разузнать у него те обстоятельства, сопровождающие его неутешительное состояние.
О поправке говорить все же было рано, но то, что он с каждым днем становится все крепче, говорило само за себя. Все же мой собеседник казался изрядным интровертом, посему мне для продолжения диалога приходилось зачастую вытягивать из него те немногочисленные слова, которыми он все же решался поделиться со мной.
Иногда к нашему диалогу подключался Меир, и тогда беседа становилась по-настоящему интересной. Меир был исключительно одаренным, интеллектуальным человеком, который мог поддержать беседу во всех направлениях.
Этим вечером он рассказал мне про свой древний род и про то, что он был абсолютным атеистом, хотя и некая своеобразная вера в нем все же присутствовала. Заключалась она в следующем: каждое живое существо, имеющее душу, а ей, согласно теории Меира, обладала даже травинка, должно было прожить жизненный цикл, изменяясь при этом и наполняясь различными оттенками, расцветая в своем развитии или же, наоборот, увядая, после чего отправлялась в неведомый мифический центр перераспределения, откуда и произрастала жизнь, являясь неким сферическим циклом, где она находилась среди бесконечного числа таких же душ, ожидающих своей очереди, чтобы начать свой новый путь. В нем она могла возродиться снова в человеке либо же в муравье или медведе. Все зависело от того, в каком состоянии и с какими оттенками ты прибыл сюда. Состояние зависело от той материальной оболочки, в которой ты находился до попадания сюда и которая давала точку отсчета, направление же определялось оттенками, чей цвет состоял из поступков, совершаемых при жизни. Он считал, что если ты прожил достойно свою жизнь, то ты переходишь на новое кольцо спирали, где обретаешь новые потенциальные возможности в следующей жизни, или же, наоборот, у тебя забирают их и могут спустить на несколько колец назад, где ты окажешься в оболочке животного. Вся эта теория мне показалась крайне любопытной, хотя я и был абсолютным приверженцем христианства и не мирился ни с какими другими верами, но я слушал, потому как мне казалось, что этот человек был кем-то особенным и феноменальным, со своими причудами и тайнами.
Вскоре дверь открылась и в комнату вернулся Ник, как раз в тот момент, когда наш пациент немного ожил и начал подавать активные признаки жизни.
– Я уже думал, ты так и проспишь всю свою жизнь, – с порога начал Ник.
Ким огляделся, но ничего не ответил. Я же, воспользовавшись секундной паузой, напомнил Киму о том, что именно этот человек спас его. Ответа, как и прежде, не последовало, но выражение его лица как будто изменилось, стало, что ли, более сердитое и озлобленное. Мы переглянулись между собой, но никак не прокомментировали. Все понимали, что человек только начал поправляться и, может быть, ему просто тяжело разговаривать.
Молчание развеял Меир, из любопытства спросив, слышал ли Ник какие-нибудь новости, разгуливая по бункеру.
– Нет, ничего особенного, господа, над нами все так же толща воды. Но хочу заметить, что все больше появляется безумцев, верующих в разгневанных богов и в то, что потоп был божьей карой за наши грехи.
– Да, да, я тоже слышал, говорят, они даже хотят сделать молитвенную комнату, и это всего на четвертый день жизни в этом бетонном пристанище. Неужели они и вправду думают, что мы здесь застряли надолго?
– В том-то и дело, что никто не знает, – сухо ответил Меир. – Там наверху определенно что-то происходит. Кардинальные перемены! И кто сейчас сможет из вас дать гарантии, что мы выйдем в тот же самый мир? Если выйдем, конечно. И когда?
– Все же их можно понять, – включился в разговор Ник. – Сейчас людям нужен Бог, нужна вера в то, что высшие силы не оставили нас и помогут нам в тяжелые времена.
– Нет Бога, предрассудки! – Ким закашлял, каждое слова давалось ему с трудом. Наш пациент почти никогда не разговаривал, но тут включился в разговор. Все мы оглядели его с удивлением. – Предрассудки, оставленные нашими предками нам в наследство. Вера может быть только в собственные силы. Но и она отнюдь не помогает.