Книга Розы

Кэри Си Джей

Глава пятая

Когда-то между ними все было иначе.

Возвращаясь по улицам Клэпема обратно к станции и чувствуя, как красный туман гнева постепенно рассеивается, Роза вспомнила тот день, когда объявили о создании Союза.

Размышлять о старом режиме, а тем более обсуждать его с кем-нибудь официально не одобрялось. И все же Роза, как и все остальные, ясно помнила события того дня, словно вытравленные кислотой из памяти.

Стояла прекрасная погода. День угасал, наполненный нежным дыханием лета. Безоблачное, ярко-синее небо, усыпанные плодами яблони, они

с Селией играют в бадминтон в саду. Она до сих пор помнила ощущение гравия под подошвами парусиновых туфель и влажной от пота рубашки, когда они, раскрасневшиеся, вошли в дом и обнаружили взрослых у радиоприемника с напряженными, озабоченными лицами. Гостиная с цветастыми обоями и розово-зеленым узором ковра казалась естественным продолжением сада. Мягкий солнечный свет заливал комнату, и всё здесь — от часов восемнадцатого века на каминной полке до китайской вазы на ломберном столике с синими свитками и потрескавшейся эмалью — выглядело вечным, незыблемым.

Раздался бархатный аристократический голос диктора, и сразу представился смокинг, в котором он наверняка пришел в студию. Однако в тот день в этом голосе предательски звенела нота страха и чего-то еще более затаенного. Безнадежности.

«Установлено полное господство над Британией в воздухе. Премьер-министр Галифакс готовится подписать великий Союз с Германией. В Лондоне идут переговоры об учреждении протектората. Гражданам настоятельно рекомендовано не выходить из дома. Введен временный комендантский час, действующий до дальнейших распоряжений».

И потом, видимо отступив от сценария, более твердым и уверенным голосом диктор добавил:

«Боже, храни короля».

Несколько секунд вся семья молчала. И в этой тишине откуда-то издалека, с улицы послышался незнакомый звук: низкий рокот грузовиков и жестяной голос громкоговорителя. Все прислушались, силясь разобрать слова.

«Всем оставаться дома. На улицу не выходить».

Внезапно с противоположной стороны улицы раздалось несколько отдаленных резких хлопков, похожих на фейерверки. Отец выключил радио и, как в замедленной съемке, пошел к шкафу под лестницей в прихожей, где хранил свою пневматическую винтовку. Винтовка предназначалась для охоты на голубей, но папа с его добрым характером не мог себя заставить пользоваться ею по назначению — ему и осу-то было неприятно убить, не то что подстрелить птицу небесную. Теперь он взвешивал винтовку в руках, примеряясь к весу и размерам.

Роза в немом бессилии наблюдала за тем, как его длинные тонкие пальцы ловко зарядили винтовку. Закончив, он засунул запас пулек себе в карман и потянулся за пальто.

«Ты куда собрался, папа?» — спросила Селия.

«Оставайтесь дома».

«Нам же сказали никуда не выходить, Фрэнк!» — взмолилась мать.

«Тем более».

«Папа, не уходи!» — вскричала Роза.

Отец коснулся пальцем ее щеки и вышел из дома.

Все трое остались стоять в оцепенении. Пес заскулил, поджав хвост, и Роза положила руку ему на голову, чтобы успокоить. В остановившемся воздухе зависло ожидание.

Роза помнила аромат свежескошенной травы, доносившийся сквозь распахнутые окна, смешанный с благоуханием звездчатого жасмина.

Через несколько секунд раздался удар, суматошные крики, и, не обращая внимания на пытавшуюся остановить их мать, Роза и Селия выбежали из дома. Здесь, на их тихой зеленой улице, ничего не происходило, помимо колыхания занавесок. Большинство домов стояли закрытыми, но некоторые распахнули парадные двери, и, заглянув в один из таких домов, они увидели семейную пару, согнувшуюся в коридоре над чемоданом, наполовину заполненным вещами.

Однако на Хай-стрит девушек ожидала совсем другая картина. Здесь появилась импровизированная баррикада, наспех сооруженная из припаркованных машин, шин и досок. Наверху баррикады лежали сорванные с пабов вывески: «Герцог Йоркский», «Королева Виктория», «Голова короля» — словно фотографии из семейного альбома страны, они тускло глядели из гущи досок и камней. Из-за укрепления в ближайшие лавки и дома то и дело сновали фигуры. Люди разбивали кирками мостовую, запасаясь кирпичами и булыжниками для метания.

Отца нигде не было видно.

Громкоговоритель приближался, бездушный металлический голос снова и снова повторял лающие приказы:

«Всем оставаться дома. На улицу не выходить. Всё под контролем».

«Нам лучше вернуться», — сказала Селия.

«Нет. Нужно найти его!»

Они продвигались дальше короткими перебежками то вправо, то влево, пригибаясь, опасаясь летящих камней, когда в воздухе провыла мина и витрина зеленной лавки разлетелась дождем сверкающих стеклянных брызг, а всего в нескольких ярдах от них вспыхнул ярким пламенем «моррис-майнор». Мир, каким его знала Роза, рушился на ее глазах. Они побежали.

Отец вернулся через два часа. Он молча сел на свое обычное место у очага и не отвечал на вопросы.

На следующий день с обращением к нации выступил лорд Галифакс. Он стал главой Правительства Единства, в мае сменив на этом посту Невилла Чемберлена, своего престарелого предшественника, запомнившегося воротником-стойкой и морщинистой куриной шеей. Сухопарый бесцветный Галифакс, хотя и напоминал Розе старую цаплю, яростно и неутомимо подавлял назойливых несогласных, таких как Уинстон Черчилль, которого мгновенно снимали с любого поста.

Боится сейчас Галифакс чего-то или просто устал? В своей тягучей патрицианской манере он рассказал, что король вызывал его в Букингемский дворец и напомнил ему, что в жилах королевской семьи течет и германская кровь. Учитывая потерю Польши и континентальной Европы, не лучше ли найти возможность как-то договориться с немцами? Америка тоже это поддерживает. Американский посол, Джозеф Кеннеди, призвал создать Союз. Соединенные Штаты не испытывают ни малейшего желания ввязываться в ненужную им войну. У Британии остается единственный выход — сражаться в одиночку, без запасов провианта, без союзников, без связи с остальной империей.

«Уповая на Господа и любя свою страну, я утвердил Закон о чрезвычайных полномочиях, — объявил Галифакс. — Вся законодательная деятельность отныне будет осуществляться под эгидой протектората».

За этим опустилась тишина, как облако пыли после взрыва бомбы.

Целую неделю по всем радиочастотам звучали только помехи: глушили иностранные радиостанции и программы. Газеты исчезли с лотков, почта не доставлялась. Выезд за границу запретили, все письма в протекторат и из него проходили цензуру.