Книга Розы
Шрифт:
— Думаешь, я не знаю?! Сначала планировалось, чтобы он ехал в золотой королевской карете вместо короля и королевы, но теперь он и слышать об этом не хочет. По официальной версии, Вождь презирает подобную помпезность и предпочитает скромный «мерседес». В действительности это он настоял. Сказал, что ни за что не поедет в карете.
— Потому что он не королевской крови?
— Потому что она не бронированная. Он не забыл, что случилось с Гейдрихом.
Будучи протектором Богемии, в 1942 году Рейнхарт Гейдрих настоял на том, чтобы ездить каждый день на службу по улицам Праги в машине с открытым верхом. Чешское Сопротивление воспользовалось его беспечностью: партизаны устроили
Несмотря на то что оркестр приступил к третьему номеру своей программы, слащавой интерпретации «Когда я люблю», полностью заглушив их разговор, Мартин понизил голос:
— По плану, Вождь собирается переночевать в своей официальной резиденции, в Бленхеймском дворце. Он выбрал это место, поскольку там родился тот горлопан, Уинстон Черчилль, — помнишь такого?
— Смутно, — небрежно ответила Роза. — Политик какой-то, да?
— Именно так. Лучше о нем не распространяться. В общем, Вождь видел дворец только на открытках, поэтому наши расстарались вовсю. Нужно, чтобы он нашел там все именно таким, как себе представляет, вплоть до мелочей: лебеди в пруду, золотые столовые приборы и все такое. Потом, утром, он со своей свитой отправится в Лондон. Честно говоря, все эти мероприятия оказались самым страшным кошмаром для службы безопасности за все годы существования протектората.
Перед мысленным взором Розы нежданно пронеслась череда воспоминаний периода сопротивления. Взрывы бомб и уличные бои. Выстрелы в ночи и аресты на рассвете. Люди, которых с поднятыми руками загоняли в фургоны и увозили бог знает куда.
К ним подкатили столик с десертами, но Мартин только отмахнулся:
— Мы уже поели. Разве что ты?..
— Нет, спасибо. — Роза покачала головой и, сглотнув слюнки, проводила взглядом блестящую коллекцию сладостей, которая отправилась к следующему столику.
Она обожала пудинги, но из-за дефицита сахара и жиров большинство граждан могло позволить себе только твердые сухие пирожные. В пекарнях продавали исключительно твердое печенье, безвкусное, как каменная крошка. В «Савой» же пирожные доставляли самолетом прямиком из Парижа, со свежими сливками, настоящим сахаром и фруктами.
— Пожалуй, — Мартин положил деньги под блюдце и отодвинул стул, — я бы продолжил разговор где-нибудь в другом месте.
Они вышли из отеля через черный ход, застав врасплох охранников, судорожно вытянувшихся и отдавших честь, и пошли в сторону Темзы.
Река утопала во тьме, поблескивая, словно жидкая ртуть, когда на воду падал лунный свет. Вчерашним вечером, переходя через реку по Вестминстерскому мосту, Роза заметила внизу что-то белое, и ее сердце забилось быстрее — ей показалось, что она видит лебедя, — это оказался утопленник, который покачивался в мутной воде. Сегодня, впрочем, река казалась пустынной и бездонной.
Мартин остановился между двумя кругами света от уличных фонарей, прислонился к гранитному парапету набережной и потер лицо руками, словно стараясь стереть с него напряжение и усталость. Мимолетное оживление прошло, и его мускулистое тело, обтянутое застегнутым на серебристые пуговицы кителем, обмякло.
— Дело в том, что эти спиритисты, которых я упоминал, возможно, не так уж далеки от истины.
— Мне казалось, ты считаешь их шарлатанами.
— Так и есть. Но, по правде говоря, слухи о планах покушения действительно ходят. Никто не знает, откуда они. Армия приведена в боевую готовность на случай теракта. Гестапо и полиция работают без выходных. Ты же заметила, что уровень опасности повысили.
Во всех вестибюлях министерства висели щиты с указанием уровня опасности террористических актов. Зеленый цвет означал отсутствие угрозы, но Роза еще ни разу не видела зеленого щита.
— Ну и пусть. Тебе нет причин принимать это близко к сердцу. Ты же за это не отвечаешь.
— Ты права, — вздохнул он. — Не отвечаю. Нельзя провести всю жизнь думая о будущем. Разве что это будущее вместе с тобой. — Он протянул руки и привлек ее к себе. Она вдохнула знакомый металлический запах его одеколона, напоминающего ей о ремнях с пряжками и оружии. — Иди сюда. Я соскучился.
Обычно Роза расслаблялась в его объятиях, но сегодня вечером она содрогнулась от прикосновения. Возможно, при мысли о том, что всего несколько часов назад Мартин играл со своими детьми и, вполне возможно, занимался любовью с женой, ничего не подозревающей Хельгой. Или дело было в отторжении, уже несколько месяцев нараставшем глубоко внутри, доходившем до приливов ненависти к себе, когда она ловила усмешку в глазах сестры или слышала сардонические замечания Оливера Эллиса о высокопоставленных друзьях.
Ей пришлось сделать усилие, чтобы не оттолкнуть Мартина, когда он наклонился и, уткнувшись лицом ей в шею, провел жадной рукой вниз по платью.
— Там, в Берлине, я только о тебе и думал. Чем ты занималась, пока меня не было?
— Ничем. Работала.
Она правила роман «Эмма» Джейн Остин. Книга считалась полезной для школьников из-за сюжетной линии: главная героиня Эмма пыталась сосватать Гарриет Смит, свою подругу из низов, мужчине гораздо более высокого положения. Сватовство закончилось плохо, в назидание детям, что таким женщинам, как Гарриет Смит, не стоит и мечтать о браке за пределами своей касты. Однако в изложении Джейн Остин смысл этого урока получался неоднозначным. Благодаря неудачному роману Гарриет обрела уверенность в себе и поняла, что высокое положение в обществе не обязательно сопутствует внутреннему благородству. Казалось, что Джейн Остин всеми силами старается разрушить старые классовые предрассудки, намекая на разницу между внешним успехом и внутренними качествами, душевным богатством.
Для шестнадцатилетних нужно как следует отредактировать и прояснить смысл.
— Знаешь, всех впечатляет твой энтузиазм, — улыбнулся Мартин. — Ты настоящая звезда группы коррекции. Все в восторге от твоей работы над «Грозовым перевалом».
Шедевр Эмили Бронте дался Розе с огромным трудом. Насквозь вырожденческая история: любовь между темнокожим героем из низов, Хитклиффом, и не стесняющейся в выражениях неукротимой героиней, Кэтрин Эрншо. В конце концов Розе пришлось изменить цвет кожи Хитклиффа и его происхождение, сделать его истинным арийцем и смягчить самые резкие высказывания Кэтрин. И все же роман оставался сомнительным и плохо вписывался в идеологию протектората, которая допускала романтические отношения исключительно между мужчиной и женщиной одной касты и расы.
— Спасибо.
— И это все? Что-то ты сегодня молчалива, дорогая. Ты не скучала по мне?
Роза хотела рассказать ему о том, что переживает за отца, но в глубине души понимала, что Селия права. Любой намек на сумасшествие в семье представлял опасность. Рассказывать об этом слишком рискованно. Даже Мартину. Возможно, прежде всего именно Мартину.
— Я навещала племянницу. Моя сестра беспокоится, что, если я буду читать малышке книжки, у той расширится словарный запас.
Мартин коротко рассмеялся: