Книга теней
Шрифт:
– С библиотекой знакомитесь? – Станислав Леопольдович возникает на пороге с беленьким чайником в руке. – Тут четыре книги. Библиотека поэта, большая серия. Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам.
– Только четыре? – спрашивает Петр и думает: «Маловато, в общем».
– Остальные неинтересные, – объясняется Станислав Леопольдович.
– Вы что же, читали все, какие есть на свете? – это Петр за литературу обиделся.
– Все, – просто отвечает Станислав Леопольдович, с сожалением глядя на Петра, тут же, впрочем, сожаление подавляя. Петр продолжает смотреть на книжную полку и вежливо говорит:
– Очень хорошие книги.
– Скоро еще одна будет – Рильке. Толстый. Страниц четыреста.
– Разве у нас выходил такой?
– Нет, это немецкий. Мне пришлют.
– Вы знаете немецкий?
– Да.
– А еще какие языки знаете?
– Все.
– И бенгальский? – Непонятно, что происходит с Петром: он, кажется, раздражен после глупой сцены с непрошенными, так сказать, слезами.
– И бенгальский, – спокойно отвечает Станислав Леопольдович, раздражение гостя иг-но-ри-ру-я.
– Вы, что же, лингвист?
– Нет, я… ветеринар.
– А животных держите каких-нибудь?
– Держал многих. Но всех отпустил на свободу. Кроме одной собаки. Ее зовут Анатолий.
– Почему же Анатолий?
– А она на Анатолия похожа. Но ее сейчас нет дома. Она к Игорю пошла.
– Игорь это тоже собака?
– Игорь – это человек. Маленький человек, восемь лет ему. Он с первого этажа. У него нет собаки. Только родители, но злые. Они не дают ему завести собаку. Поэтому, когда родители уходят, я посылаю к нему Анатолия. Стоит только родителям появиться на углу Сивцева Вражка – моя собака моментально возвращается сюда как ни в чем не бывало. До сих пор ни разу не попалась.
– А какой она у Вас породы?
– Шут ее знает. Разной. Как-то мы с ней… не думали об этом. Скаучная материя. Вот вы, скажем, какой породы?
– Человеческой, – сострил, что ли, Петр.
– А она собачьей, – исчерпал вопрос Станислав Леопольдович и добавил: – Вы не нервничайте сейчас… Потом нервничать будем. А с Анатолием я Вас за чаем познакомлю. Он чай любит пить – из блюдца. Чай должен быть горячий и сладкий. Я бы Вас еще с кроликом познакомил, его звали Козлов. Но он ускакал в лес и теперь живет там. Наверное, в качестве зайца. Однако я устал держать чайник в руке.
Поставив чайник на стол, Станислав Леопольдович подошел к платяному шкафу, приоткрыл его и достал две чашки – себе средних размеров желтую, а гостю большую зеленую. Потом подмигнул и, запустив руку в недра шкафа, извлек из недр этих крохотную бутылочку без наклейки. В бутылочке, как следовало из его пояснений, был прекрасный ликер, который вот уже много лет сохранялся для какого-нибудь хорошего гостя.
– Знаете, сколько он ждал Вас?
– Наверное, очень долго, теперь таких не выпускают.
– Пожалуй. Мне подарили этот ликер в 1798 году. – Станислав Леопольдович усмехнулся. – С тех пор никто так и не заходил ко мне в гости. М-м… шутка.
Ликер он поставил на стол, к чайнику и чашкам. Потом принес из кухни чайник побольше, блюдечко с нарезанной плюшкой, банку варенья, масло и вазочку, на дне которой лежали две карамели без оберток.
– Кажется, больше ничего нет к чаю. Я бедно живу, видите ли.
– Это грустно, что бедно, – отнесся Петр.
– Да нет! Жить надо бедно. Впрочем, Вам трудно понять… не будем об этом.
– Почему же трудно… мне не трудно понять, я…
– Одеты Вы очень модно – пардон, что воспользовался паузой!
– А надо как? – Петр приготовился к конфронтации.
– А надо – никак. Чтобы не быть иллюстрацией места и времени… это привязывает и лишает свободы. – Станислав Леопольдович разливал чай.
– Я не понимаю, – сказал Петр.
– Я предупреждал, что Вам будет трудно понять. Вы молоды – немножко слишком. Это пройдет.
– К счастью, – пошутил Петр.
– К счастью, – очень серьезно и чуть ли не холодно повторил Станислав Леопольдович, от чего у Петра засосало под ложечкой. – Вы вот… чай пейте – с этими, как их… яствами. И сейчас будем открывать ликер.
Пробка на бутылочке оказалась притертой – Петр никогда не видел ничего подобного на посуде такого назначения – и не поддавалась.
– Можно я попробую? – предложил он, покрутил бутылочку в руках, потряс ее, подергал за пробку. Пробка не поддавалась. – А тогда надо подержать ее под горячей водой – и легко будет открыть.
Станислав Леопольдович проводил его в кухню к огромному мраморному умывальнику и стал лить на горлышко бутылки кипяток из чайника, однако никаких перемен не обозначалось. Петру начинала уже надоедать вся эта возня вокруг ликера, тем более что он и вообще-то ликеров не любил, так что оценить достоинства данного «прекрасного ликера» все равно бы не смог.
– Но это действительно прекрасный ликер, – возразил Станислав Леопольдович, читая мысли Петра, и улыбнулся: – Надо же, досада какая!..
И Петру сделалось его жалко: смешные они люди, старики, и трогательные с этими своими «цацками» – ликерами незапамятных времен и прочее, и прочее… «Бахнуть ликер об умывальник мраморный – и дело с концом. Чтобы уж никаких больше проблем», – подумал Петр, неловко эдак повернулся и – бах!… Бутылочка выскользнула и, ударившись об угол умывальника, разлетелась вдребезги. Крохотная липкая лужица со странно правильными очертаниями («загустел ликер-то…») нарисовалась возле туфель Станислава Леопольдовича, который произнес: «Так-ну-и-ладно» – и, покачав головой, проследовал в «зало».
Петр поплелся за ним. Он устал уже бесконечно: надо как-нибудь отсюда… что-то тут неловко все и ни к чему… зря я вообще сюда и так далее, – тускло обозначалось в его голове. Между тем опять сели за стол. Молчали. Петр не поднимал глаз и вдруг ни с того ни с сего произнес:
– Ужасна, ужасна жизнь.
– Вы полагаете? – безобидно, вроде бы, начал Станислав Леопольдович, а закончил обидно: – Просто, видите ли, как аукнется… Относитесь Вы к ней ужасно – вот она и ужасна для Вас.
Петр смолчал, восприняв это заявление как обиду по поводу разбитой бутылочки.