Книга воздуха и теней
Шрифт:
Я нашел в бумажнике визитную карточку детектива Мюррея, позвонил ему, оставил срочное сообщение и набрал 911. После этого имело место нашествие множества незнакомых людей; в телевизионных драмах о преступлениях и авариях такое всегда вырезают, поскольку в реальной жизни это занимает огорчительно много времени. Фельдшеры унесли Омара, хотя он твердил, что и сам спустится по лестнице, а я развлекал полицию — сначала пару офицеров в форме, потом пару детективов, Симони и Харриса. Они осмотрели входную дверь и нашли на замке следы взлома, что заставило их отнестись к происшедшему не просто как к домашнему скандалу — а именно так, по-моему, они сразу подумали: истекающий кровью мужчина, пропавшая женщина, богатые люди, порочные связи. И все же в их голосах проскальзывала особая интонация, словно они имели дело с некими монстрами. Казалось, они тщатся произнести остроумное замечание типа того, что сценаристы
Мисс Келлог остановилась тут, у вас? Почему не в отеле? Она ваша приятельница, мистер Мишкин? Нет, не приятельница; я не знаю, почему ее похитили; на самом деле им нужна только рукопись. Почему им нужна рукопись, мистер Мишкин? Она что, очень ценная? Непохоже, но кое-кто думает, будто она может вывести на что-то действительно ценное. А-а, вроде карты, на которой обозначено сокровище? Они с ухмылкой закатили глаза, а я сказал что-то вроде: можете смеяться, если вам угодно, но мужчину замучили до смерти, выясняя местонахождение этой вещи, теперь вот и женщину похитили, а вы по-прежнему воспринимаете все как шутку.
И потом мы заговорили о профессоре Булстроуде.
По правде говоря, с происшествиями такого сорта городские полицейские детективы редко сталкиваются. Им хотелось, чтобы это была домашняя разборка с придурью, как свойственно богатым людям. Полицейские засыпали все поверхности черным порошком для обнаружения отпечатков пальцев, забрали множество фотографий, пистолет Омара и образцы крови, пролитой им у меня на службе. И ушли, заявив, что будут на связи. Я тут же вышел сам, отправился в гараж, где Рашид оставил «линкольн», и поехал в больницу Святого Винсента проведать Омара.
И ничуть не удивился, застав там обоих детективов. Меня пустили к Омару только тогда, когда они закончили попытки вытянуть из него то, чего он не знал. Врачи хотели оставить Омара на всю ночь для обследования, подозревая сотрясение мозга, и я ушел, пообещав связаться с его семьей и заверив, что ему нет нужды беспокоиться из-за расходов.
Едва я покончил с не очень-то приятным звонком семье Омара, как мой мобильный телефон ожил снова. Это оказалась Миранда.
— Где вы? С вами все в порядке? — Естественные (и глупые) вопросы сразу вырвались у меня, хотя я понимал, что на первый она не ответит, а ответ на второй может оказаться пугающим.
— Со мной все хорошо.
Судя по голосу, это было далеко не так.
— Где вы? Я идиот!
— Не знаю. Мне на голову надели мешок. Послушайте, Джейк, не сообщайте в полицию. Они велели мне позвонить вам и сказать это.
— Хорошо, не буду, — солгал я.
— Омар в порядке? Они ударили его…
— С Омаром обошлось. Чего они хотят? Проклятое письмо у них… зачем же они захватили вас?
— Им нужны другие письма, зашифрованные.
— Не понимаю… я отдал вам все, что ваш дядя оставил мне. Ни о каких шифрованных письмах мне ничего неизвестно.
— Нет, когда бумаги нашли, они там были. Здесь есть женщина, Кэролайн… по-моему, ее они тоже захватили…
— Русская?
— Нет, американка. Она сказала, в свертке лежали шифрованные письма, но тот, кто должен был отдать их, не сделал этого.
— Кто?
— Не важно. Эти люди говорят, что документы принадлежат им, что они заплатили за них дяде, много заплатили, а он попытался обмануть их. Джейк, они собираются…
Это оказалось мучительно — реконструировать наш разговор. Мы оба кричали в трубку (хотя обычно, разговаривая по телефону, я стараюсь не повышать голос, как делают многие мои сограждане, в результате чего улица часто напоминает сумасшедший дом; и у меня нередко возникает вопрос, что об этом думают настоящие сумасшедшие), и кто-то оборвал разговор на середине фразы. Смысл его был предельно ясен; если я не раздобуду шифрованные письма, о которых упоминает Брейсгедл, они обойдутся с Мирандой как с ее дядей; и еще, они ликвидируют ее в то же мгновение, как решат, что в это дело замешана полиция.
Ружейные выстрелы в тумане, три громких, детонирующих звука со стороны озера, и определенно шум моторной лодки, назойливое жужжание, доносящиеся как будто издалека. Охотники? Сейчас что, сезон охоты на уток? Понятия не имею. На всякий случай я только что перезарядил пистолет и взвел курок — успокаивающее занятие, по моим ощущениям. Не помню, говорил ли я, что хижина Микки находится в самом южном конце озера Генри. На стене в гостиной
Изучая заметки в своей записной книжке, касающиеся следующего дня, я обнаруживаю, что утренние встречи вычеркнуты, и припоминаю, как после практически бессонной ночи позвонил мисс Малдонадо, попросил ее отменить эти встречи, перенести их на другое время и задал один важный вопрос, на который она ответила «да». Мисс Малдонадо всегда делает две копии абсолютно всего, она Принцесса Ксерокса, и, конечно, она скопировала рукопись Брейсгедла. Потом позвонил Омар, умоляя вызволить его из больницы, что я и сделал. Он с радостью сел за руль и в больничном тюрбане, с перевязанной головой, еще больше обычного напоминал своих предков, обитателей пустыни. Он с гордостью сообщил мне, что у него есть другой пистолет, но выведывать подробности я не стал.
По дороге мы забрали из офиса копии Брейсгедла и поехали на север, в Гарлем. Я снова расспрашивал Омара о ночных событиях, но он не смог добавить ничего, только извинялся за то, что позволил ударить себя и вывести из игры. Он сказал, что не представляет себе, как кто-то сумел проникнуть в лофт и незаметно подобраться к нему; я тоже не мог себе этого представить — еще одна тайна в добавление к тем, что окружали это дело.
Место, куда мы ехали тем утром, находится на перекрестке Сто пятьдесят первой улицы и бульвара Дугласа и представляет собой группу многоквартирных зданий. Они принадлежат моему брату Полу, но неофициально, поскольку по документам он не владеет ничем. Несколько лет назад он на распродаже приобрел их сгоревшие остовы — тогда здания такого типа поджигали почти ежедневно — и восстановил их, превратив в то, что называет «городским монастырем». Пол — священник-иезуит, и, возможно, кого-то это сообщение удивит, поскольку выше я говорил, что он бандит и сидит за решеткой. В нем по-прежнему есть что-то от бандита, и именно поэтому после исчезновения Миранды я поехал к нему. Он глубоко постиг суть насилия.
Одним из глубочайших потрясений моей жизни было открытие, что Пол умен и, скорее всего, во многих отношениях умнее меня. В нашей семье у каждого имелась своя роль: Мириам — глупая красотка, я — умный, а Пол — хулиган, «паршивая овца». В школе он никогда не делал домашних уроков, вылетел оттуда в семнадцать и, как я уже говорил, за вооруженное ограбление отсидел двадцать шесть месяцев в Оберне. Нетрудно представить себе, какая судьба ждет симпатичного, светловолосого белого мальчика в Оберне. Обычно выбор таков: тебя насилуют или все, кто пожелает, или один из авторитетов. Пол предпочел второй вариант, как более здоровый и безопасный. Он покорно выполнял желания этого ублюдка — пока в конце концов не смастерил нож, однажды ночью напал на своего спящего «покровителя» и нанес ему множество ударов, по счастью, не смертельных. Оставшуюся часть тюремного заключения Пол провел в одиночке, рядом с растлителями малолетних и мафиози-информаторами. Там он стал читать, что мне доподлинно известно, потому что именно я каждый месяц по его просьбе посылал ему посылки с книгами. Удивительно, но на протяжении двух лет он проделал путь от дешевой фантастики до вполне доброкачественной, а затем пришел к философии, истории и, в конце концов, теологии. Ко времени освобождения он уже читал Кюнга и Ранера. [57]
57
Ханс Кюнг (р. 1928) — швейцарский католический теолог; Карл Ранер (1904–1994) — немецкий католический теолог. (Прим. ред.)