Книга вторая: Зверь не на ловца
Шрифт:
Дайтон, конечно, понимал к чему ведет капитан. Туманенко был отчаянным монархистом и сословником, хотя являлся выходцем из простонародья, и категорически не одобрял, как он выражался, "заигрываний Гаудкрафта с чернью". В устах бывшего мещанина это звучало малость комично, но храбрейший человек, герой нескольких нешуточных военных подвигов, фельдмаршал право на мнение имел, и к нему прислушивались, - особенно же в Любече, военное значение которого стремительно росло и обещало в ближайшие годы стать во многом решающим...
– Кого назначили временно замещать Туманенко?
– быстро спросил он, в душе надеясь, что услышит
– Мажор-генерала Ковалева, Данилу Васильевича. Начальник штаба Туманенко уже подал в отставку, как и все заместители... Минобороны отставки утвердил сегодня же утром. Почти никто в Любече не сомневается, что Ковалева в итоге и оставят на посту.
Дайтон не нашелся, что сказать. Ковалев, выходец из легендарных Смолянских гренадер, в армию пришел рядовым. Из потомственных кузнецов, по закону о всеобщей воинской повинности. У Туманенко он всю жизнь стоял в горле костью, а вот за Нэда порвал бы глотку любому. Он, собственно, и рвал, причем неоднократно. На трех войнах, как и сам Дайтон.
Будто читая мысли генерала, Эйрхарт нервно постучал пальцами по столу.
– Так что, сир, как видите, оппозиция обезглавлена. Вы сами-то не находите, что это ... чистка? И, возможно - лишь первый её этап?!
Дайтон не знал, что сказать.
– Сир, не надо мне отвечать. Я сейчас в такой ситуации, что просто надеюсь, - именно, надеюсь, что вы крепко подумаете над моими словами. Мне надо идти, сир, меня уже ждет самолет, но вы сир, вы... Вы останетесь тут. И я от души надеюсь, что вы сделаете правильный выбор.
Капитан поднялся, собрал документы в портфель, не глядя на задумавшегося генерала, и вытянулся по стойке смирно.
– Разрешите идти?
– Да, капитан...
– задумчиво ответил Дайтон, - И, на всякий случай, поменяйте самолет перед вылетом.
– Я уже думал над этим, - криво ухмыльнулся Эйрхарт, - Только не по чину мне. Увидимся в Минас-Тирите, сир?
– Увидимся...
– Дайтон проводил взглядом сутулящуюся фигуру в черном дождевике, стремительно прошедшую через площадь к служебному черному "хёнриху", блестящему хромом радиатора на другой стороне улицы.
...Когда к гостинице подъехал крытый зеленый вездеход Гаудкрафта, Дайтон уже был у себя в кабинете, и пил кофе, поднесенный проснувшимся Петером. Лисса все так же спала, - у неё не было привычки вставать в пять утра в выходной день, ну и бог с ней. Откровенно говоря, спровадив Нэда, Дайтон все еще лелеял надежду присоединится к ней в спальне, совершенно не было настроения после такой чудесной ночи с места в карьер влезать в скользкие интриги и игры разведок, но ... он уже боялся, что ничего у него не выйдет. Сказанное капитаном слишком крепко отложилось в голове, и вытряхнуть этот груз не помогал даже чудесно заваренный мокко.
Нэд вошел в номер в одиночку, оставив адъютантов и связистов в фойе, и молча протянул руку. Дайтон без колебаний ответил на рукопожатие. Черт. Это же Нэд, старина Нэд... Тот самый, что рекомендовал его к представлению к майору, тот, что вытянул его после той скверно пахнущей истории в Дунланде, когда у Дайтона загадочным образом "пропало" аж двадцать два "пленных" мятежника, перед этим сдавшихся по всей форме... Да что там. Нэд - свой. Тут и думать нечего...
Петер принес кофе Нобилю, отдал честь и испарился. Нэд уселся за стол напротив Дайтона и даже
– Мич, должен тебе сразу сказать, что разговор у нас будет непростой. Ты наверное в курсе, что у нас со счетом от мясника? Насколько я знаю, ты в госпитале тщательно знакомился со сводками.
– Да сир, конечно, сир. Мы же с Петером там письма для родных писали, в три руки... Пейте, кофе отличный...
– Благодарю. Насчет писем, - похвально, не думал, что у тебя будут силы на такое... Итак, - мы потеряли, не считая полицейских и ландвера, более двухсот человек. Главным образом глухими и тяжелыми. Полиция сообщает о двадцати шести убитых... Ландвер - о дюжине. Кроме того, погибшими и пропавшими без вести числятся почти пять сотен гражданских. Главным образом - завод и лесопилка, но, как мы знаем, не только...
Это катастрофа, Мич. Катастрофа то, что мы это допустили. Катастрофа то, что мы так медлительно отреагировали, и так неэффективно действовали... Еще немного, пресса со всем разберется, и её тональность резко изменится. Посмотрим, что скажет в официальной речи Его Величество, но... Сейчас не времена Нессандра. Нас начнут поливать дерьмом из дюжины шлангов, говоря без экивоков.
– Я понимаю, Нэд...
– Да. Я знаю... Так вот. Уже сейчас кто-то активно создает утечки информации. Какая-то внутренняя работа, кстати, а особисты "ни гу-гу"... Уже появились оговорки в прессе, что мы-де воевали с подростками. С подростками, Мич, с детьми! Больше недели! Сплошь профессиональные кадровые части! Такой кровью и усилиями мы уничтожили всего менее сорока детей обоего полу. Понимаешь, чем это пахнет для нас с тобой?!
– Понимаю, Нэд, - повторил Дайтон.
Хотя, по справедливости - все это уже было. В недавнюю войну, "события", ну или как там уж "политкорректнее" эту хрень называть...
У истоков Гландуина им также случалось гонять кучки подростков, и иногда не меньшими силами. Правда соотношение потерь было другим, - но тогда противник был дурно обучен, и почти не имел нормального оружия, обходясь дедовскими винтовками и мушкетонами... Подросток мало в чем уступит взрослому, пока дело не доходит до рукопашки (а до неё сейчас доходит все реже и реже). И даже кое в чем превзойдет, - он выносливее, скажем, и реакция отличная. Зато у него почти полностью отсутствует естественный барьер жестокости, - тот, который возникает у зрелого человека, знающего цену жизни, как своей, так и чужой. Все это отчасти и делает подростков отличным материалом для войны в её наихудших проявлениях, - и не для нормальной армии, где требуется в первую очередь самодисциплина и выдержка, а для партизанских и бандитских формирований. Но кому сейчас удастся все это растолковать, сейчас, когда начнут в поте лица искать виноватого?
– Вот такие у нас дела...
– Нэд отхлебнул кофе, не спуская взгляда с Дайтона, - Такие дела. И нам припомнят все. И тебе, твою, иттить, "штыковую атаку" на террористов в одиночку, и тот случай, когда твой полевой штаб обстреливали из твоих же мортир. Твои же люди! По корректировке бандитов через врезку, блин, в кабель! Блин, падшая женщина. Как ты, мог, Мич??? Вот эта хрень с твоим же кабелем, - она меня просто убивает, честно. Она кого угодно убьет... Звучит, как гребанный театр абсурда или что-то типа того. Писакам понравится, ты ведь просто звездой станешь...