Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
— Молодчина, хозяюшка,—снова похваливал ее Ги, но после давешнего она уже не верила ему и не обращала внимания на подлизывания, как она определила про себя его вернувшуюся ласковость. Что это подлизывание неспроста, девочка поняла тотчас после ужина.
В совершенно уже темном саду Клоди храбро покормила прямо из рук, а потом приласкала Казака. Мохнатый пес, не подпускающий к себе ни Жюля, ни Ги, облизал горячим языком руки девочки и вдруг принялся тоненько скулить, словно маленький щенок: он просился в дом, поближе
— Ничего не могу поделать, Казак, — сказала ему Клоди.— Я здесь только временная жилица, а не хозяйка. Но будь моя воля...— Она не смогла докончить: горячий язык собаки уже облизывал ей все лицо.
Когда Клоди вернулась в дом, приятели что-то разглядывали. Увидев Клоди, они отпрянули друг от друга, оба красные, чем-то обеспокоенные. Девочка успела увидеть край бумаги, которую Ги засовывал во внутренний карман куртки.
— Диди, иди-ка сюда,—поманил он девочку.
Клоди неохотно приблизилась; ей хотелось спать, и она уже с подозрением смотрела на приятелей: что еще они придумают?
— Диди, мы видим, как ты отлично справляешься и с домом, и с хозяйством, и с малышкой,— начал Ги, поглядывая на Жюля, который молча, но одобрительно кивал.— Завтра у нас очень деловой день. Мы с Жюлем непременно должны ненадолго уехать. Ты останешься здесь за хозяйку, будешь пасти девчурку, кормить ее, укладывать днем спать, развлекать ее сказками, телевизором и так далее — словом, как ты это умеешь. Еды мы привезли достаточно, хватит на несколько дней...
— Как, вы собираетесь исчезнуть на несколько дней и оставить меря здесь одну с Бабетт? — вскрикнула в ужасе Клоди.— Ни за что! Ни за что я здесь не останусь!
Я боюсь...
— Что ты, глупенькая, что ты! — принялся успокаивать ее Ги.— Мы вернемся завтра же, к вечеру, самое позднее — послезавтра утром. И чего тебе бояться: у тебя остается злая собака, которая никого не подпускает, неподалеку живет старый Мерсье, можешь его позвать, если понадобится. И знаешь, мы люди благодарные, мы умеем тебя ценить. Что бы ты хотела иметь? Говори, говори, не стесняйся. Красивое ожерелье? Нарядное платьице? Сапожки? Ну скажи ..
Клоди смотрела сурово.
— Ничего мне не надо,—сказала она решительно.— Мне нужно, чтоб вы избавили меня от всего этого дела. Я хочу домой, к Сими...
— Ну вот, еще одна девчонка заводит ту же песню! — с досадой проворчал Ги.— Я же сказал тебе: не позже послезавтрашнего дня мы все вернемся в Париж. Можешь не беспокоиться: как я сказал, так и будет.
Жюль заметил сонные, усталые глаза Клоди. Веки ее сами собой опускались.
— Оставь-ка ты девочку в покое,—сказал он Ги.— Смотри, она уже валится с ног.
Когда Клоди поднялась в знакомую ей по прошлому приезду спаленку, Бабетт, разметавшись на соседней кровати, чмокала во сне губами и что-то бормотала.
— Мамочка... моя Жанин...— разобрала Клоди.
— Бедняжка. Маленькая моя
19. «КОШКИ-АРИСТОКРАТКИ»
Они уехали, наверное, на рассвете, когда Клоди еще крепко спала. Единственный их след — отпечаток шин на песчаной дороге у дома — Клоди обнаружила, когда вышла утром на крыльцо.
Утро было золотое, солнечное, как будто не октябрь стоял на дворе, а июль или начало августа. В саду заливались дрозды, синицы прыгали по кустам жимолости, ворковали где-то под крышей голуби — все было мирно, по-деревенски покойно, пахло нагретой землей, травой, немножко свежим навозом — запахи, которые тоже вселяли успокоение. И все-таки Клоди чувствовала какую-то тревогу, неуверенность, ей было не по себе в этой тихой и на вид такой приятной вилле.
Почуяв девочку, опять заскулил по-щенячьи Казак в своей клетке.
— Сейчас приду, Казак! — крикнула собаке девочка.
Но в эту минуту сверху, из открытого окна спальни, послышался жалобный детский голосок, и Клоди бросилась в дом.
Бабетт сидела на постели, тараща еще сонные глаза.
— А где Жанин? — опять захныкала она, увидев Клоди.— Я хочу Жанин... И где мое молоко?
— Молоко я сейчас тебе принесу. А Жанин скоро приедет,— отважно лгала Клоди. — Сейчас мы с тобой оденемся, попьем тепленького молочка, а потом пойдем смотреть собачку . Ведь ты еще не видела здешнюю собачку, Баб? Ее зовут Казак, и она очень хорошая ..
Но, говоря так, Клоди со страхом думала о встрече Бабетт с Казаком. А вдруг Казак станет бросаться на малышку, как он бросается на Жюля и Ги, напугает ее до полусмерти, а потом ее целый день не успокоишь?.. И еще одна забота угнетала девочку: есть ли в доме молоко? Позаботились ли оба приятеля об этой насущной пище детей или привезли одни только острые закуски для себя? Что делать, если молока не окажется?
Однако в холодильнике стояли две пузатые белые бутылки, и Клоди облегченно вздохнула: втайне она и сама хотела выпить молочка за завтраком.
Она быстро одела Бабетт, причем заметила, что нарядный матросский костюмчик девочки уже изрядно помят и запачкан. «Интересно, подумал ли Жюль о платьицах для своей дочки?» — мелькнула у нее мысль. Впрочем, остановиться на этой мысли ей не пришлось: Бабетт торопила завтракать и идти смотреть собаку. На время малышка как будто позабыла о Жанин и о маме с папой — Казак поглощал все ее мысли. Приближаясь к клетке собаки, Клоди крепко прижала малютку к себе: что-то сейчас будет?
Вот и Казак — его большая пушистая голова, круглые уши, волнистая рыже-белая шкура, медвежьи, глубоко запрятанные в шерсти блестящие глаза.