Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
— Вот она! Я вижу ее, Жюль! Она на лестнице, рядом! Ты что здесь делаешь, дрянь такая? Ты зачем здесь? Стой! Жюль, сюда, ко мне! Держи ее, хватай! Стой, тебе говорят! Стой!
Ги уже прыгал через три ступеньки. Клоди успела услышать его быстрые, мягкие, как у леопарда, прыжки. В следующее мгновение она кубарем скатилась вниз, чуть не сбила с ног Желтую Козу, выбежавшую на крик, толкнула, не помня себя, тяжелую дверь и очутилась на тускло освещенной улице.
Рядом, на углу, стоял чей-то большой автомобиль, почти рыдван. Девочка прыгнула в его тень, прижалась к багажнику, затаилась дрожа. И почти в ту
— Ги, где ты? Ги, куда ты побежал? — окликнул он осторожно.
Но Ги был уже далеко, и Жюль, постояв немйого, пробормотав что-то про себя, заковылял в противоположную сторону.
А Клоди... Клоди, переждав минуту, побежала что было сил туда, где бьпго ее давнее убежище. Она бежала, стараясь слушать улицу, с сердцем, колотящимся так, что стук этот заглушал для нее все другие звуки, бежала, петляя, как заяц, по каким-то палисадникам, проходным дворам, перепрыгивая через пластмассовые бачки с отбросами, через подстриженные буксусовые изгороди, через клумбы и скамейки. Бежала, глотая воздух разинутым ртом, обливаясь то горячим, то холодным потом, с пересохшим горлом. Скорей, скорей домчаться, спрятаться, затаиться, а то он поймает, расправится, как расправился с Казаком... Бедный, бедный Казак... Скорей, скорей!..
Вот булочная Прево, вот мастерская Клоссона и старые машины у тротуара. Еще один дом, один поворот, один зигзаг... Вот она — заветная дверь, вот она — каморка-склад, где Хабиб хранит свои метлы и тряпки, свои лопаты и скребки! Вот убежище, где Клоди так часто пряталась от всех невзгод, уголок, где можно и поплакать всласть, и отсидеться в случае опасности, и даже поспать, если придет охота, на мешках и старых комбинезонах Хабиба. Убежище, о котором не знает никто, кроме Юсуфа, Рири и Сими...
Клоди, еле дыша, уже совсем обессилев, рванула на себя дверцу, нырнула в открывшуюся щель и, окончательно задохнувшись, ввалилась в темное, пропахшее пылью и тряпками нутро. И вдруг близ себя она ощутила что-то мягкое, большое, живое. Это мягкое слабо вскрикнуло, забормотало в ужасе:
— Кто? Кто? Кто это?
— Сими, ты?!
— Диди? Ох, боже мой!
Восклицания раздались одновременно. И почти одновременно обе в темноте столкнулись, упали в объятия друг друга и залились слезами.
— Какое счастье, что я тебя нашла! Ведь я так хотела тебя найти! — шептала Клоди, уткнувшись носом куда-то в волосы Сими и с блаженством вдыхая знакомый запах.
— Какое счастье, что это ты! — вторила Сими и целовала, целовала, обливая слезами все, что попадалось ей в этой кромешной тьме: то щеку, то ухо, то затылок Клоди.
Первой опомнилась Клоди.
— Тише, ради бога, тише,— горячо зашептала она на ухо Сими,— Говори только шепотом. Нас могут выследить, и тогда все пропало...
— Кто? Кто может выследить? — тоже шепотом спросила Сими, а сама уже задрожала от страха.
— Ги и Жюль — они за мной гнались, — шепнула Клоди.— Ты передачу видела? Все знаешь?
Вместо ответа Сими снова заплакала.
— Я здесь прячусь тоже от них,— лепетала она сквозь слезы.— Вспомнила, как ты здесь пряталась, и прибежала. Я так боюсь, так боюсь... Ги вернулся такой возбужденный, сказал, чтоб я собиралась, что мы с ним скоро уедем далеко-далеко. Конечно, я стала спрашивать, где ты, почему нет тебя. Он сказал, что ты скоро приедешь, что осталась с Жюлем... А тут вдруг является Жюль, без тебя. Я спрашиваю, а он что-то бормочет, не может ответить. Я заподозрила что-то страшное, подумала, что Ги от тебя как-то избавился, стала приставать, настаивать... Тогда Ги просто взбесился, набросился на меня с кулаками, стал все расшвыривать, сказал, что я — никудышная жена, что никогда и ни в чем его не понимала... Я заплакала, а он хлопнул дверью и ушел. Тогда, чтобы как-то успокоиться, я включила телевизор и... и...— Поток слез заглушил то, что еще шептала Сими.— Боюсь, боюсь!..
Клоди крепко обняла, как старшая, свою потерянную подружку:
— Сими, душечка, не плачь. Давай вместе думать, что делать.
Сими прижалась к ней — точь-в-точь ребенок к матери.
— И еще явились инспектор Дени и какой-то тип из полиции, только в штатском. Стали меня расспрашивать, когда я в последний раз видела Ги, что он говорил, куда отправился и про тебя, куда ты девалась. Я сказала, что не знаю, а они так на меня посмотрели — ужас! Не поверили, видно, ни одному моему слову... А ушли они — стали звонить репортеры. Не успела я оглянуться — они забрали все наши фото со стенок. А Желтая Коза их всех зазывала к себе и что-то им наговаривала. Ведь это очень опасно, правда? Я должна непременно предупредить Ги, как-то его разыскать, а то его снова засадят в тюрьму.
Клоди про себя поразилась близорукости и наивности Сими.
— Теперь послушай меня, душенька,— сказала она все тем же шепотом.— Послушай, что случилось со мной.
И она принялась еле слышно рассказывать, что произошло, когда она с двумя приятелями отправилась «развлекаться», как сказал Жюль. Сими слабо ахала, ужасалась, но где-то в середине рассказа Клоди заметила, что Сими почти не слушает ее. Девочка возмутилась.
— Сими, о чем ты думаешь?! Я рассказываю тебе такие важные вещи, а ты меня даже не слушаешь!
— Тсс... Тише...— в величайшем испуге прошептала Сими — Кажется... кажется, кто-то стоит за дверью.
Клоди мгновенно смолкла, прислушалась. В самом деле, за дверью что-то как будто шевелилось. Внезапно послышался глубокий вздох. У Клоди замерло сердце — значит, скрыться не удалось, их выследили?
Она приблизилась к двери. За толстыми досками тяжело, с присвистом дышали. Потом послышалось нечто вроде царапанья — кто-то явно хотел проникнуть в каморку Хабиба. Клоди протянула в темноте руку, и вдруг из-под двери раздался тоненький, жалобный, нетерпеливый визг.
— Казак! — ахнула Клоди — Жив! Нашел меня! О, Казак!
Она приоткрыла дверь, и Казак, бедный, преданный Казак, вполз в темное убежище и со стоном привалился к девочке.
24. РЕПЕТИЦИЯ
Сквозь забрызганные дождем окна был виден старинный квартал Марэ: блеклые, оранжево-желтые и серые дома с контрфорсами, построенные еще в XVII столетии, подстриженные хитрыми, барочными узорами сады отеля госпожи де Севинье,— то причудливый фюнарь, то статуя рыцаря, то водосточная труба с головой сказочного чудовища Но день начинался скучный, серый, зябкий.