Книжное дело
Шрифт:
«Так. Монаха мы встретили в полдень. Помню короткую тень. Было это примерно на половине пути от Ростова. Значит, верстах в пятнадцати.
Пусть он ехал в Ростов, — других поселений на этой дороге нет.
Всего, значит, с полудня он проскакал верст сорок пять! Это за семь-восемь часов. Лошадь под ним неплохая и не монастырской выучки», — Иван оглянулся на лошадь, которую монах уводил к дальним сараям.
«Но, все равно, — по семь верст в час, — это быстро! Зачем-то он спешил. Или у него свое срочное дело в Ростове было, или, кроме этого дела, нужно было вернуться и о нас доложить. Теперь успокоится, — мы действительно приехали».
На
«Совещаются», — подумал Глухов. — Если о ростовских делах, то эти дела обширны, — и часу в Ростове не задержался, а сколько докладывает. А если о нас рассуждают, то, выходит, этот гонец здесь не просто на побегушках, а в делах и в совете».
Побродить по монастырю ночью не удалось. В общежитии все легли спать одновременно. Монахи дружно захрапели на голых дощатых топчанах. У двери до рассвета не смыкал глаз сторожевой инок.
Утром, чуть свет, поднялись к заутрене, а еще на полчаса раньше Иван услышал топот копыт, удаляющийся от монастырских ворот. «Опять гонца погнали!».
Уехал, видимо, вчерашний всадник, — его днем нигде видно не было. Вернулся он на следующий день к вечеру. «Снова в Ростов ездил, но уже не так торопливо», — заключил Глухов.
Иван чуял кожей, что нужно быть настороже, что тут за ним наблюдают непрерывно. Скорее всего, никто не был специально назначен следить за Иваном, а просто всем шепнули о необходимости надзора. Глухов все время натыкался на взгляды монахов. С Волчком поговорить наедине вообще не получалось — сразу поблизости оказывались большие, подвижные уши. Поэтому и расспрашивать никого из местных по-настоящему не следовало. Разве что дурочку запустить.
Иван еще раз медленно обошел монастырь, погрелся на солнышке, посидел в тени, четко соизмерил пропорции строений, посчитал монахов — их набралось душ сорок. Все это потом следовало нанести на карту монастыря.
Одна мысль зацепила Ивана. Он заподозрил недостачу обитателей.
В трапезной стояло 12 столов. Один молодой монах даже похвастал, что каждый стол имеет собственное имя — в честь апостола.
— А который в честь Иуды?
— Что ты! Что ты! — замахал руками монах, — какая честь Иуде?!
— А как же тогда? На Тайной Вечере 12 апостолов ели тело Христово и пили кровь Его. Иуда — среди них.
Монах занервничал, подкатил глаза к потолку, стал напряженно считать в уме, загибая пальцы. При этом он пошел по проходу между столами, будто вспоминая их названия. Потом радостно возвратился к Ивану.
— У нас 12-й апостол, то есть, стол, в честь святого Павла! Его на Вечере не было! Он потом… потом апостолом стал! А за Иудиным столом кто бы смог кушать?! Тошно!
Глухов не стал смущать монаха рассуждениями о том, что в ночь Тайной Вечери, когда Иуда еще только становился предателем, святой Павел (он же Саул) служил агентом Синедриона и готовился уничтожать христиан по всем городам и весям Римской Империи. Рвать их тела и сливать кровь к свиньям собачьим. Так что, еще неизвестно, за чьим столом тошнее.
Модель Тайной Вечери воспроизводилась и за каждым из 12 столов. По бокам их стояли две лавки на 6 едоков каждая. 12 голодных «равноапостольных» монахов дополнялись 13-м персонажем — раздатчиком. Годился ли он на роль Христа? С голодухи чего не померещится! Два пацана-послушника, таскавшие за ним котел с кашей, вполне могли сойти за ангелочков. Или чумазых чертенят.
Так вот, и выходило, что 12 столов по 12 «апостолов», да «Христос» с «ангелками», — всего получается полторы сотни едоков. Пара столов на самом светлом месте в центре трапезной выглядела необитаемой. Это — явно для почетных гостей. Остальные столы имели замызганный, рабочий вид. Но три из них пустовали! Иван только сейчас отметил этот факт. Причем свободные места не были разбросаны там и сям. А именно целые столы в обед оставались незанятыми. Типа, апостолы Петр и Андрей вернулись к занятию рыбной ловлей на Генисаретском озере, а Павел побежал доложить об этом Синедриону.
Совсем не хотелось Глухову расспрашивать, но тут он не вытерпел.
— А что брат, — спросил он монаха, — вот ты кушаешь за столом святого Марка, и у тебя постоянные сотрапезники. Так вы и вне трапезной держитесь своим товариществом?
Монах настороженно молчал.
Иван сделал добрую улыбку.
— Ну, это было бы прекрасно, благочестиво: «товарищество святого Марка сегодня поело быстрее, чем товарищество Матфея, и со стола убрали чище, и селедочных костей под стол не набросали»… — Да! — радостно осклабился монах, — мы так друг друга и называем — «Марковцы», «Семеновцы»… — «Петровцы»… — продолжил Глухов, и монах помрачнел, замкнулся.
Итак, три стола находились в отлучке, и, естественно, не в самовольной.
«Петропавловский взвод в полном составе убыл на учения!» — пошутил про себя Иван и пришел к убеждению, что в монастыре больше делать ничего.
Очень уж хотелось разобраться в здешних тайнах, но разгадка находилась где-то вне монастырских стен.
В обед появился Лавр. Иван подошел под благословение, повздыхал о здоровье Никиты — «еще дня три будет лежать», и отпросился у Лавра в город, «по мирским делам». Глаза при этом сделал сладкие.
«По бабам хочет пройтись», — прочиталось на лице Лавра.
«По себе, козел, судит», — прочиталось в ответ.
После обеда Лавр отправился в свою келью, а за ним поковылял рябой кривоногий монах — «Наездник», — окрестил его Глухов. «Гадом буду, — подумал Иван, — вот эту самую рожу можно будет лицезреть завтра в Ярославле. Надо смотреть в оба».
Напоследок Иван занялся разработкой запасной легенды. Он делал это всегда, отправляясь с поручением. Глухов понимал, что каждое тайное дело кому-то хочется разоблачить, и, чтобы достойные люди не мучались напрасно, и чтобы, не дай Бог, не остались обиженными, им нужно подать приятное решение. Первая легенда, официальная цель миссии — доставка послания отцу Лавру от отца Андрея — была правдоподобна. Но кто же верит официальным версиям? Для любознательных скептиков под кожу первой легенды полезно загнать легенду-2.
Легенда-2 хорошо объясняла основную неувязку легенды-1. Вот в чем состояла неувязка.
Ярославль и Спасский монастырь были зоной архиепископа Никандра Ростовского, и странно получалось: игумена Лавра протоиерей Андрей извещал о своем возвышении, а его начальника — архиепископа Никандра — нет. Можно было подбросить Лавру мысль, что у Андрея с Никандром любви нету. Но это опасно для будущих дел. Вообще странно, что Андрей отправил мирских посланников. Нужно было выкручиваться.
Глухов прикинул, что извинительной причиной вранья в данном случае может быть государственная служба, например, по военной части: разведка татарских поселений, проверка настроений в городах по поводу войны и т. п. Тогда естественна скрытность, таинственность похода.