Книжный мотылек. Гордость
Шрифт:
— Пусть будет. Сделаем вид, что так и задумано.
Прю придирчиво обошла меня кругом, и согласно кивнула.
— Да, пусть будет. Очень пикантно вышло.
Правда, когда я спустилась в холл, и обнаружила там только тетушку, праздничное настроение немного поблекло.
Стыдно признаться, но я немного удивилась тому, что внизу не оказалось Рауля, я надеялась взглянуть на его реакцию перед выходом из дома. Девушка, которую мне сегодня показывали в зеркале, была… милой? Да, пожалуй, это слово наиболее точно подходило к моему сегодняшнему облику.
— Милочка, ты сегодня восхитительна!
— Потому что вторая половина будет смотреть на Вас? — Вернула я вполне заслуженный комплимент. Тетушка, не смотря на возраст сохранившая отличную фигуру, была одета в бархатное платье цвета хорошо выдержанного коньяка, украшенное черным кружевом по рукавам и подолу. Прическу венчала тиара с желтыми топазами, колье и серьги из этого же комплекта придавали образу завершенности.
— Нет, милая. Потому что вторая половина будет разглядывать тебя в открытую.
От этих слов мне на мгновение стало зябко, я поежилась, и верный Сандерс расценил это как знак, что пора подавать накидки.
Во дворе нас ждал тетушкин парадный флайбус — огромный, немного старомодный, кажущийся неповоротливым, как и положено «флайбусам приличного дома». На его отполированных до блеска металлических дверцах красовались гербы, и, клянусь, ступеньки откидной лесенки были обиты бархатом. Я, завидев все это великолепие, с позолотой и натуральным жемчугом, украшавшим короны, по девять жемчужин на каждую, испытала сильное желание сдать назад, а то и вовсе — сбежать в дом.
— Тетя Агата, а это обязательно? — Я обвела рукой в воздухе контуры этого монстра, и поморщилась — голос прозвучал на удивление жалобно.
— Увы, да. — Тетушка двинулась по направлению к транспорту, и мне пришлось пойти следом. — Это не маленький семейный междусобойчик, как у Пентеркостов — посещение Оперы это официальное мероприятие, и мы должны соответствовать.
Следующим потрясением стало само здание Оперы, вернее Елизаветинского Императорского Театра. Оно оказалось зданием в классическом доколониальном стиле, выкрашенное в розовый и белый, и эффектно подсвеченное разноцветными лампами в наступающих сумерках.
Очередь из флайбусов была длинней, чем у дома Пентеркостов, да и модных щегольских моделей, типа той, на которой гонял по улицам Рауль, не наблюдалось. Тетушка, глянувшая в окно безо всякого интереса, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, я же с жадностью приникла к своему, и даже вздрогнула, когда дверца остановившегося флайбуса с щелчком открылась. Обернувшись на звук, я увидела лакея, с поклоном подающего тетушке руку. Это был хрестоматийный лакей, такой, как показывают в исторических фильмах-реконструкциях: красная с золотом ливрея, белоснежные чулки и перчатки, и белый напудренный парик с буклями и косицей. Одинакового роста, одинаково одетые, лакеи были «на одно лицо», и, сделав пару шагов от флайбуса, я уже не смогла бы отличить того, что помог мне выйти, от его коллег.
Глава 12
Театр поражал, восхищал, ошеломлял — натертый паркет, ковры, позолота, лепнина, зеркала, бархат, огромная люстра, и люди… Много-много людей, прогуливающихся
Но хуже всего был тихий шепот, который, казалось, преследовал меня, куда бы мы с тетушкой не пошли. Возможно, дело было во мне, но куда бы я ни посмотрела, я видела как шепчутся женщины, с интересом разглядывая меня. Тетушка совершенно не обращала на это внимание и уверенно лавировала в этом людском водовороте, время от времени останавливаясь и представляя меня своим знакомым, от дежурных улыбок и комплиментов которых сводило челюсти. Встреча с Нессой, которую сопровождал «её Нэйнн» была словно глотком свежего воздуха — искренняя радость и жизнелюбие этой девушки позволили мне ненадолго перевести дух. Но, после первого звонка, вынуждены были расстаться — ложа Пентеркостов была расположена на другом ярусе.
Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на этаж выше, и остановились в широком холле, где, среди бархата и позолоты располагались несколько неприметных деревянных дверей. Возле каждой из которых стояли портье: мальчики-подростки, одетые в короткие красные униформенные курточки с тремя рядами золотистых пуговиц и стоячим воротником, в черных брюках с широкими лампасами и красные с черным шапочки-таблетки. Один из них, заметив нас, распахнул рукой в белоснежной перчатке дверь, и я с удивлением поняла, что эта дверь ведет в кабину лифта.
Тетушка проследовала внутрь, я вошла следом за ней. Лифт мало напоминал те, что я привыкла видеть на Изначальной — либо вместительные, отделанные металлизированным пластиком и зеркалами скоростные лифты бизнес-центров, либо скромные кабинки в жилых многоэтажках. Здешняя кабина лифта представляла собой достаточно просторное помещение, одна стена которого была полностью зеркальной, а напротив неё, вдоль другой стены, обшитой деревянными панелями, располагалась оттоманка. Имелся тут и небольшой откидной столик, на котором, сверкая хрусталем, была выставлена целая коллекция разнообразных графинов.
— Отто, милый, как обычно, — кивнула портье тетушка.
— Да, миледи, — подросток вошел с нами в кабину, закрыл за собой дверь, нажал что-то на небольшом пульте, спрятанном за фальш-панелью, и налил тетушке из одного из графинов.
— Милочка, ты хочешь чего-нибудь? — Тетушка подняла свой бокал, то ли салютуя им, то ли привлекая мое внимание.
— Сока, пожалуй, — поколебавшись, приняла решение я.
Портье вручил мне мой бокал как раз тогда, когда мелодичный перезвон сообщил нам, что подъем закончился. Перед нами открыли и придержали дверь, тетушка ловко извлекла из ридикюля монетку и вложила её пареньку в руку, а когда мы уже вышли в холл, в след долетело: