Князь Арнаут
Шрифт:
Мелисанда сделала паузу, но тут же вновь заговорила, предаваясь воспоминаниям о днях давно прошедших:
— Это у нас от матери. Вот уж кому повезло в браке! Граф Одесский Бальдуэн Второй сразил её своей красотой... Она мечтала, чтобы её отдали за него, не слушая рассказов про соплеменницу, которая досталась в жёны Бальдуэну Первому. Моей матушке повезло, она не стала соломенной вдовой, как Арда, дочь Тотула. Граф любил нашу маму и не покинул, даже когда стал королём Иерусалимским. И мы выросли в любви и ласке. Она научила и нас беззаветно любить друг друга. Она воспитала нас такими, потому что, познав, что есть настоящая верность и преданность, сама была счастлива.
Королева надолго умолкла. Она всё время гладила волосы гостьи, а та, не стесняясь, ласкала свою повелительницу, запустив пальцы под толстое
Нарушить тишину осмелилась Жюльен-Аспазия.
— Расскажите мне о нём, мадам, — попросила она. — Мне так нравится слушать. Когда вы говорите о нём, вы становитесь такой... такой... словно бы совсем юной.
Несмотря на годы (королева-мать разменяла пятый десяток, в Утремере это считалось для женщины почтенным возрастом), в облике Мелисанды ещё присутствовали следы былой красоты. Когда-то старшая дочь короля Иерусалимского по праву считалась настоящей красавицей, впрочем, она и теперь сохранила свой особенный шарм.
Обе собеседницы знали, кого имела в виду гостья, но всё же королева переспросила:
— Ты говоришь о Юго?
Жюльен-Аспазия в подтверждение только молча опустила и подняла ресницы. Разумеется, речь шла о первом настоящем увлечении — да что уж там?! — о настоящей первой (да, к слову заметить, и последней) любви юной Мелисанды.
— Изволь, — начала она, мысленно обращаясь к событиям двадцатилетней давности. Несмотря на то что гостья знали всю историю чуть ли не наизусть, так как не раз слышала её из уст рассказчицы, та говорила так, точно впервые решилась поведать сердечную тайну подруге. — Он чем-то напоминал того молодца, что вскружил голову Кон. Высокий, светловолосый и ясноглазый. Правда, Юго носил бороду, а тот, на сколько я помню, только усы. В остальном же они во многом походили друг на друга. Ну и, конечно, — такого уточнения королева не могла бы не сделать, — Юго был родом куда знатнее её Ренольда. А как же? Сын Юго дю Пьюзе, первого тамошнего барона, носившего это имя. Вместе с другими сеньорами Людовика Шестого Французского старик составил оппозицию своему сюзерену и... проиграл. Король велел разрушить Ле Пьюзе и навсегда лишил Юго Первого фьефа в своей земле...
Мелисанда вдруг нехорошо усмехнулась, лицо её исказила гримаса злобы.
— Как жаль, что сынок Луи Шестого, Луи Седьмой, так и не совершил на Востоке подвигов во имя христианства. Получилось, зря проездил маленький король! — фыркнула рассказчица, заставив замереть в удивлении благодарную слушательницу. — А ведь именно Толстячку Людовику [104] я была обязана своим браком. Именно он сосватал меня за графа Фульке! Как я благодарна ему за это!
Гостье как-то даже и не приходило в голову, какими мотивами руководствовалась королева во время Второго похода, зачем она делала всё, чтобы он провалился! А ведь стоило подумать! Кто как не отец Людовика Седьмого заставил её возлюбленного Юго ещё маленьким мальчиком претерпеть столько горя и лишений?
104
Отец Луи VII носил прозвище «Le Gros» — Толстый. См. приложение.
Хотя не проявил бы отец неудачливого короля-крестоносца жестокость в отношении своего вассала, сохранил бы ему его Ле Пьюзе, как знать, отправился бы сын Юго Первого на Восток? А так ему пришлось сделать это, поскольку его родители оказались вынуждены туда отбыть. (Впрочем, женщины, даже если они настоящие королевы, даже если умны и прозорливы, редко думают о подобных вещах).
— Когда это случилось, — как ни в чём ни бывало продолжала Мелисанда, — Юго был ещё отроком. Поскольку отец его приходился моему отцу двоюродным братом, то неудивительно, что Юго Первый приехал сюда. Когда мой отец — граф Эдесский получил корону Иерусалима, он отдал своему кузену Яффу. Однако здоровье Юго Первого оказалось так сильно подорвано войной и переживаниями, что он скончался, а вскоре за ним бренный мир покинула и мать моего Юго, благородная, христолюбивая дама Мабилла. Сам же Юго рос при Сицилийском дворе. Его родителям пришлось оставить
На глаза королевы навернулись слёзы, тем временем дрожь охватила пальцы гостьи, ласкавшей Мелисанду. Жюльен-Аспазия словно бы кожей чувствовала бурю, бушевавшую в душе сиятельной хозяйки.
Та же, наконец, справилась с собой.
— Я была совсем девчонкой, когда впервые увидела его, — вспоминала Мелисанда. — Когда я повзрослела и стада соображать, что к чему во взрослых делах, то поняла, что влюблена в него... Я не могла дождаться встречи с ним. А он, словно почувствовав, начал часто бывать при дворе. Ещё бы, ведь его женили на женщине куда старше его, матери двух взрослых сыновей, которые были едва ли не его ровесниками... Я так трепетала при виде Юго, что стеснялась заговорить с ним, а когда всё же решилась, поняла, какой дурой была. Очень скоро оказалось, что и он любит меня. Я не помнила себя от счастья! Но... я знала, что отец и слышать не захочет о нашем браке — развод Юго с женой, Эммой, задел бы патриарха Арнульфа, которому она приходилась племянницей. Уж кто-кто, а он тут же бы вспомнил бы о том, что я и Юго троюродные брат и сестра. Я не знала, что делать. Ведь Юго был взрослым мужчиной, я не могла заставлять его страдать, но... я не могла также опозорить отца и потерять невинность до свадьбы с тем, кому надлежало бы наследовать королевство вместе со мной... О, почему батюшке моему Господь не дал сына?! Тогда я часто взывала к Небесам, умоляя Бога что-нибудь изменить. Но ничего не могло измениться. Одна мудрая старая служанка, такие ведь есть при каждом дворе, подсказала мне, как угодить тому, которого я любила, и не подвести родителей. Она также сказала мне, что надлежит делать Юго, чтобы и мне было хорошо с ним. Но мне ничего не требовалось, я только хотела, чтобы он испытывал блаженство...
Королева на секунду прервала рассказ, чтобы подкорректировать действия гостьи:
— Нет, нет, помедленней, Аспазия... Вот так... Мне было столь хорошо, что я согласилась бы, чтобы так продолжалось всегда. Однако... наступил самый чёрный день в моей жизни. Батюшка сообщил мне, что из-за моря едет ко мне жених.. Граф Анжу, Фульке, он уже побывал на Востоке за десять лет до того... О! О! О Аспазия! Разве этот угрюмый старик мог сравниться с моим красавцем Юго? Но не ему, а графу судьба судила мне принадлежать. Одно было хорошо, после свадьбы я могла отдаться моему Юго полностью, так, как если бы он был моим мужем. Но не он был им! Не он!.. Не останавливайся, Аспазия!
Граф Фульке был слишком стар и опытен, чтобы не заметить, какие взгляды я бросала на Юго. Я, оставаясь холодной в супружеской постели, отдавала весь пыл моему избраннику. О Боже, что это были за встречи! Вскоре после нашего браки отец мой скончался, и патриарх увенчал рыжую лысеющую голову Фульке иерусалимской короной. Теперь свою ненависть к Юго мой муж мог облечь в совсем иные формы. Сыновья Эммы также питали глубокую неприязнь к своему отчиму Однако немалая часть баронов сплотилась вокруг Юго, в том числе и такой могущественный, как Роман дю Пюи, сеньор Трансиордании. Видя, что непросто сломить Юго, пасынок его, Вальтер Гарнье, сеньор Кесарии, в открытую бросил ему обвинение в заговоре против короля и вызвал его на смертельный поединок.
— И что, что случилось потом?! — воскликнула гостья.
— Я умолила моего возлюбленного не подвергать себя Божьему суду! — простонала Мелисанда, погруженная ласками Жюльена-Аспазии в какой-то ирреальный мир оживших миражей далёкого прошлого. — А потом все, все отвернулись от него! Все предали его! Предали!
Королева забыла упомянуть о том, что не она одна умоляла Юго дю Пьюзе не являться на вызов Вальтера Гарнье. Мать последнего, Эмма, оказавшись перед неизбежным выбором по терять сына или мужа, также уговаривала графа Яффы отказаться от схватки. Однако существовало и ещё одно обстоятельство: любовник Мелисанды, сознавая свою вину, опасался Божьего суда, ведь, как считалось тогда, всевидящий Господь мог даровать победу только правому.