Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
– Вот как!
– Владимир ещё сильнее побледнел, по лицу пробежала гримаса боли. Он резко повернулся к Ярославне: - И ты, сестрица, так же думаешь, как твой ладо?
Ярославна непослушными губами еле слышно начала:
– Прости меня, братик, но и я так думаю. И всем сердцем прошу тебя - напиши отцу! Помирись с ним! Не долго уже ему стежку топтать по белу свету… Так пускай хоть напоследок найдёт покой… Напиши!… Ради себя и всех нас!… А ещё скажу: не верь боярам! Не верь! Это злокозненные змеи подколодные!
Она обняла брата и на груди у него горько заплакала.
Владимир
Ни Игорь, ни Ярославна ни единым словом не нарушали напряжённой тишины, давая княжичу возможность самому взвесить всё и найти выход из положения, в котором он оказался.
Наконец Владимир тяжело вздохнул и тихо произнёс:
– Ладно! Напишу такое письмо. Напишу… Пусть вам всем станет легко…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сразу после рождества в Вербовку прибыл молодой князь Владимир Игоревич со свитой. Его сопровождали боярин Волк, старый опытный воевода, которому Игорь поручил опекать сына, путивльский сотский и волостной тиун с полусотней гридней. Все верхом, в дублёных кожухах, яловых сапогах на меху. Они неожиданно выехали из-за холма, спустились вниз, в безлюдное, занесённое снегом село и, не встретив ни единой живой души, остановились на выгоне, где когда-то, до нападения половцев, стояла деревянная церковка. Теперь здесь раскинулся пустырь.
– Трубите сбор!
– приказал князь, немного удивлённый тем, что никто из обитателей хатенок и землянок не заметил появления отряда воинов.
Молодой гридень поднёс ко рту рог и затрубил из всех сил.
Громкий протяжный звук всколыхнул снежную тишину и эхом отозвался в бору за Сеймом. Сразу же из нескольких ближайших хат испуганно выглянули люди. Не половцы ли?
– Сюда идите! Сюда!
– замахал руками тиун.
– Не бойтесь! К вам прибыл князь Владимир Игоревич!
Люди боязливо подошли прямо по снегу и столпились перед всадниками.
Ждан в это время обедал с матерью и Любавой. Нехитрую хатенку он успел соорудить до холодов, и теперь им стало свободнее. Хватало времени и за конями присмотреть, и к соседу заглянуть, и спокойно вокруг миски с похлёбкой за столом посидеть. Любава окончательно выздоровела, расцвела, похорошела, и Ждан уже не скрываясь от матери (а раньше стеснялся), заглядывал девушке в глаза, любовался её красотою и с нетерпением считал дни до назначенного Любавой срока, когда сможет назвать её своей женой.
Жили трудно: хлеба не пекли, не из чего. Брат Иван дал взаймы несколько мер проса и ячменя - толкли в ступе и варили кашу. Из лозы Ждан сплёл десятка два верш, ставил их в выдолбленные во льду проруби в рыбных местах, где водились лини, сомы, вьюны. Когда бывал удачный улов, варили
Надеялись на лучшее. Осенью, смастерив из крепкого дубового сука рало, Ждан вспахал изрядный кус земли и посеял все семена пшеницы да жита. Посев дружно взошёл, радуя зеленью, обещал, если с весны настанет благоприятное лето, обернуться обильным урожаем. И ещё надеялись на яровые: на коня выменяли семян гречки, проса, ячменя.
Если Ярило своими горячими лучами не высушит пахоту, не погубит ростки, надеялись на хороший урожай. Тогда следующую зиму можно Встречать без страха…
Ждан подхватил из долблённой деревянной миски кусок разваренного линя и уже собирался запустить в него молодые зубы, как в хату ворвался протяжный звук рога: ту-ту-ту-у!
Ложка застыла на миг в воздухе и тут же опустилась назад в миску. Любава испугалась:
– Ой, опять лихо?
Через небольшое круглое оконце проникало немного света, но всё равно было заметно, как побледнело лицо матери. Любава со страхом взглянула на Ждана, словно ища у него защиты. О еде тут же забыли, хотя и были голодны.
Ждан сорвал с забитого в стену колышка кожух, натянул на голову шапку, выскочил наружу. Женщины поспешили за ним.
Яркий солнечный свет после сумрака помещения заставил Ждана зажмуриться, закрыть глаза рукой. А когда немного привык к ослепительному свету, приоткрыл ладони, то увидел на выгоне отряд всадников, а впереди - самого князя Владимира Путивльского. Хотя и не близко от него они были, сразу узнал княжеского коня Гнедка, гривастого, статного красавца с белоснежными полосками на всех четырёх ногах, что не так часто встречается. На лбу - белая звёздочка. Коня этого старшему сыну подарил князь Игорь.
Ждан облегчённо вздохнул.
– Не бойтесь! Это свои!
Все вместе направились к майдану напрямик. А подойдя, присоединились к односельчанам.
Князь Владимир сразу узнал бывшего конюшего отца.
– Ну, как? Нашёл своих? Хату построил? Как живёшь?
– Брата нашёл, хатку поставил. Есть где зиму пережить, - уклонился от полного ответа Ждан.
– Это хорошо. Обживайся! Я велел с Вербовчан три года никакой дани не брать. С тебя тоже. А потом - только половину.
– Спасибо, княже, - вновь склонил голову Ждан.
Он знал давний обычай - с погорельцев и новопоселенцев несколько лет дань не берут. И всё же приятно услышать, что молодой князь помнит и сам говорит об этом.
Когда вербовчане собрались, Владимир поднялся на стременах. Его лицо, на котором ещё не пробивалась бородка, показалось обеспокоенным.
– Люди!
– крикнул по-юношески звонко.
– Не удивляйтесь, что я не посадника или сотского к вам послал, а сам приехал. Хочу всю волость посмотреть своими глазами, хочу знать, сколько людей живёт в ней и сколько воинов может выставить на тот случай, когда придётся против половцев встать.