Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
Игорь ничуть не смутился. Вообще с ним это редко случалось.
– А почему бы и нет, княже? Разве я не князь, не Рюрикович?… Конечно, думаю не о том, чтобы сейчас, а когда настанет для этого время. Но готовиться-то нужно заранее.
– Скажи прямо, для чего ты ведёшь этот разговор со мной?
– Княже, мне нужна твоя помощь - твоя доблестная дружина.
– Так сразу и говорил бы! И для чего?
– Нет, нет, не подумай, что я собираюсь идти на Святослава. Которы я не подниму. Правда, ко мне и моим братьям он никогда ни по-дружески, ни по родственному не относился. Случалось даже, причинял нам
– Святослав это свершил не далее, как в этом году…
– Я тоже! Хан Обовлы и четыреста его воинов до сих пор сидят у меня в колодках. Дожидаются выкупа…
– Так для чего тебе моя дружина?
– Для похода на половцев.
– Хочешь славы стяжать, чтобы способнее было на Киевский стол вскочить?
Осмомысл лукаво прищурился, в упор глядя на зятя. Прозорливым, искушённым в житейских делах был старый галицкий князь.
Игорь понял, что с тестем нужно говорить только напрямую: тот читал самые затаённые мысли собеседника как по писаному.
– Да, отче, мне нужна победа, и не любая, а славная. Действительно, не ради одной только победы, но и для будущего. Да, такая, которая проложит мне путь к Золотым воротам! Но сейчас своих сил у меня маловато.
– У каждого из нас, даже у меня, нет достаточных сил, чтобы состязаться со всей степью. Только сообща сможем мы остановить поганых. Святослав весною звал меня принять участие в походе, но слишком стар я уже для того, чтобы самому идти за тысячу вёрст, но дружину я дал с воеводами…
– Вот и мне дай, и я одержу славную победу! Не только для себя, но и для тебя.
– Нет, Игорь, не проси. Не дам. Что подумают Святослав и Рюрик, если моя дружина их землю минует и пойдёт аж в Северщину? Не покажется ли им, что вместе с тобою я хочу взять Киев на щит с двух сторон?… И потом: не дело ты замыслил - воевать одному против половцев. Если уж бить их, то надо бить так, как это делал когда-то Мономах, а теперь Святослав, - чтобы силу их ничтожить, чтоб навсегда отбить у них охоту нападать на Русь! А ты только раздразнишь их, как ос. От того они только злее станут… Если хочешь на них идти по-серьёзному, то иди вместе с великими князьями. И по половцам крепко ударишь, и славу наживёшь. Вот тогда я тебе дружину дам - тысяч пять воинов могу прислать… Это моё последнее слово! Ну, а теперь пошли к детям, хочу позабавиться напоследок с внучатами перед вашим отъездом.
Игорь сжал губы и молча встал. Правда, он не очень-то и надеялся на то, что Ярослав с первого слова согласится дать ему воинов, но отказ всё же чувствительно, очень больно хлестнул по княжескому самолюбию.
– Жаль, княже, - сказал он с деланной весёлой улыбкой.
– Доведётся твоим внукам, когда вырастут, делить невеликое Новгород-Северское княжество на уделы совсем мелкие…
– Ничего, пусть растут, а жизнь сама распорядится по-своему - кому гриву, кому хвост, - ответил Ярослав и открыл дверь, пропуская перед собою Игоря с Ярославной.
Из
До Киева вместо десятого дня, как надеялись, добрались только вечером на пятнадцатый.
Игорь повернул обоз в проулок к боярину Славуте, у которого всегда останавливался, приезжая в Киев.
Славута оказался дома. При свете факела сошёл с крыльца во двор, узнал Игоря.
– Княже!
– обнял одной рукой.
– Дорогой мой! Откуда? Какими ветрами?
Старый боярин безмерно обрадовался нежданному гостю, которого не видел много месяцев. Он поцеловал Игоря в холодную мокрую щеку и широким жестом пригласил в хоромы.
– Я с семьёй, боярин, - предупредил его Игорь.
– С княгиней Ярославной, с детьми и свитой. Из Галича едем.
– Так это чудесно! Княгиня Ярославна! Дети! Сейчас мы мигом приготовим всё для дорогих гостей.
– Он засуетился и стал громко звать челядь: - Эй, люди! Быстрее топите печи! Готовьте горячую вечерю! Засыпьте овса коням да положите сена! Да живее! Живее! Ну-ка!
Боярский дом и двор ожили. Запылали факелы, в хоромах загорелись свечи. Прислуга быстро принялась за работу: несли дрова, резали птицу, засыпали в желоба для коней овёс с рубленой соломой, доставали с чердака сено.
Славута принял Ярославну как дочку - обнял, поцеловал в лоб, повёл с детьми в покои. Игорь ещё некоторое время распоряжался во дворе, пока людей и коней не поставили на ночлег. Потом зашёл в боярские хоромы.
Здесь уже пылал в печке огонь; дети, закусывая коржами, пили горячее молоко с мёдом - оно, как известно, хорошо выгоняет простуду. Текла носила перины и одеяла - расстилала им постель на жёлтом, вымытом до блеска дощатом полу.
Когда детей положили спать и погасили свечку, Игорь, Ярославна и Славута перешли в приёмный покой, где уже был накрыт стол. Всё самое вкусное и сладкое боярин велел сюда подать.
Он наполнил чаши искристой сладкой сытой.
– За ваше здоровье, княже и княгиня, за здоровье ваших деток! Спасибо, что не забыли меня и пожаловали не к кому-то иному, а под мой кров!
– Более дорогого и родного человека в Киеве, чем ты, Славута, для меня нет, - с чувством ответил Игорь.
– За твоё здоровье, наставник мой! За то, чтобы полнился достатком твой дом, чтобы ясной оставалась голова, а голос продолжал звучать по-молодецки! И если позволишь, мы на несколько дней воспользуемся твоим гостеприимством, ведь до дома ещё неделя пути, а кони притомились и дети ослабли…
– Княже!
– воскликнул Славута.
– Мой дом - твой дом. Всё что имею, что я нажил за свою жизнь, всё это от князей Всеволода Ольговича, Святослава Всеволодовича, твоего отца Святослава Ольговича и более всего - от тебя, Игорь. Всё моё движимое-недвижимое подарено этими князьями за мою верную службу и принадлежит им, и я им принадлежу душой и телом. Ольговичи - моя судьба…