Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
– Батюшка!
– вскрикнула Ярославна.
– Владимир - твой сын по закону! Ни Бог, ни люди не поймут тебя, если ты посадишь после себя Олега! Владимир - законный твой наследник, и тебе надо помириться с ним и признать его сыном!
– Сыном?
– гневно воскликнул Ярослав.
– Да знаете ли вы, что он послов засылал к королю польскому и королю угорскому, чтобы заручиться их поддержкой на случай моей смерти?! Будто не ведал, ничтожный, что они только и ждут удобного случая, чтобы заграбастать Галич! Они и сейчас разодрали бы в клочья Галицкую землю, но боятся моей силы! Ибо я укрепил горы Угорские своими железными полками и замкнул на замок Сян и Буг!… Он снюхался с галицкими боярами-вельможами, которые по богатству превосходят князей и жаждут отделиться от меня, хотят сами стать князьями! Они уже не раз против меня выступали! Они подняли против меня восстание, сожгли на костре женщину, которую я так любил, - Настю…
–
– прошептала Ярославна, бледнея.
Ярослав ничего не ответил ей, а продолжал о своём:
– Они погромили мой дом, угрожали мне смертью, бросили в поруб моего сына Олега, изрубили мою челядь!… И всё это делалось с благословения Владимира и его матери, княгини Ольги Юрьевны, которые не разумели, что боярство - это злейшие вороги князей и земли нашей. Половцы бьют нас извне, боярство - изнутри… Галицкие бояре, как кровавые псы, готовы разорвать моё княжество на куски, перебить князей, разорить города, разграбить наше добро, изничтожить наших детей!… У вас пять сынов. Кто может поручиться, как сложится их судьба, не падут ли их головы под топорами ненасытных могущественных бояр, которых даже мне трудно усмирить… [75] Владимир не понимает, что он им нужен только до того времени, пока они не уничтожат меня, а как упаду я, тут же падёт и он!… Он слабее меня и не сумеет обуздать их произвол!… Разве я о себе радею? Я уже стар. Конечно, нечего греха таить, и в старости бывают свои радости, но вовсе не они вынуждают меня поступать так, как это делаю я. Прежде всего думы мои о том, как уберечь Галицкое княжество от гибели и оскудения. Всю свою жизнь я усиливал его, обогащал, расширял, и оно стало самым могущественным на Руси. С ним только Владимиро-Суздальское княжество может силой сравниться. Это два крыла Руси, что несут наш народ в будущее. Киев приходит в упадок, ибо сами князья, грызясь за него, как собаки, способствовали и способствуют этому. Чернигов издавна соперничал с Киевом и старался пересилить его значение, как главы Руси, но никогда не удавалось ему этого сделать. Переяславль едва держится под ударами половцев, а ваше Новгород-Северское княжество слишком бедное и слабое для того, чтобы оказывать влияние на судьбу всей Руси… Остаётся Галич и Владимиро-Суздальское княжество. Два крыла Руси! Представляете, что может произойти, если кому-то удастся подрезать их? А ненасытное боярство замыслило сделать это. И помогает ему Владимир, так как в борьбе против брата Олега опирается на боярство… Вот почему я против Владимира! И пока он не поймёт этого, пока не даст клятвы, что не поднимет руки ни на меня, ни на Олега, своего брата, до тех пор я не смогу ни простить его, ни принять в своё сердце…
[75] Действительно, три сына Игоря и Ярославны, позванные на Галицкий стол, через четверть века были повешены в Галиче боярами.
Голос Ярослава окреп, и он сам преобразился - выпрямился, расправил плечи, померкшие глаза загорелись, кулаки сжались - стал вновь таким, каким его несколько лет назад знали и Игорь, и Ярославна - грозным галицким князем, перед которым трепетали и свои, и чужие.
Сказанное им произвело сильное впечатление на Игоря и Ярославну. Супруги переглянулись и долго молчали.
Наконец Игорь произнёс:
– Пожалуй ты прав, княже, и теперь мы понимаем, почему меж тобою и Владимиром разверзлась земля, почему возник такой глубокий провал… Однако мы хотели бы сказать ещё одно, что не может не волновать нас - твоя, недостойная великого князя, связь с покойной Настасьей и твоя непомерная любовь к её сыну…
Ярослав вспыхнул и прервал Игоря:
– Не продолжай! Я вас хорошо понимаю!… Что могу сказать на это? Только разве одно: князь тоже человек и ничто присущее людям его не минует. Любовь тоже!… И между князьями издавна повелось так: не княжич выбирает себе наречённую по любви, а ему выбирают. Родители, дядьки, митрополиты, бояре. Как молодые будут жить - полюбят ли друг друга или станут свариться - никого не волнует. Так случилось и со мной. Такова участь многих. Твой дед Олег, например, первым из русских князей женился на половчанке, дочке хана Осулка, внучке хана Гиргеня не потому, что полюбил её, ему надобно было породниться с дикими половцами, чтобы заручиться их военной поддержкой в будущей борьбе с Владимиром Мономахом. Он и сына своего, а твоего отца Святослава женил на нелюбимой половчанке, которая не принесла ему ни детей, ни счастья. Он-то после её смерти женился вторично, уже сам, по любви, на простой, не княжеского и не ханского рода девушке из Новгорода, где он тогда княжил… Да и сам ты женился на Ефросинии не потому, что она тебе понравилась, так как ты её и в глаза не видел до обручения, а потому, что тебе её выбрали твоя мать и твой старший брат Олег. А они знали,
Ярослав хитро прищурился и хихикнул в кулак. Игорь и Ярославна покраснели.
– Мы любим друг друга, - тихо, но твёрдо сказал Игорь.
– Я счастлив, что моей женой стала твоя дочка, княже.
– Ия счастлива, отче, - опустила голубые глаза Ярославна.
– Я рад слышать это, дети мои. И дай вам Бог такой любви на всю жизнь!
– вдруг растрогался Ярослав.
– Но не всегда, далеко не всегда так бывает. У меня тоже… Когда мой отец, князь Владимирко, сосватал для меня дочку Юрия Долгорукого Ольгу-Ефросинию, он был уверен, что сделал доброе дело, породнив два могущественных русских княжества. Да, их-то он породнил. Но принёс ли этот брак мне и Ольге счастье? Нет! Вот почему появилась на нашем горизонте Настя, молодая красавица, с которой, не боюсь сказать этого, я был счастлив…
Ярославна молча плакала, а Игорь льняным рушником вытирал вспотевшее лицо и в душе удивлялся, что разговор приобрёл такой доверительный тон и такую откровенность, на которые он, отправляясь в Галич, право, не надеялся. Обезоруженный искренностью и прямотой князя Ярослава, он всё же не хотел так просто сдаваться.
– Княже, всё это мы можем понять, в какой- то мере даже сочувствуем тебе, но в одном никак не можем с тобой согласиться.
– В чём же?
– спокойно спросил Ярослав.
– А в том, что ты хочешь сделать своим наследником Олега Настасьича, отдать ему галицкий стол… Как можно? Ведь он незаконный сын!
Ярослав улыбнулся в бороду.
– Ну и что? Наш пращур, Владимир Красное Солнышко, до крещения был язычником и взял себе не одну, а с десяток жён, и вовсе не подобру… Какую насильственно, как Рогнеду, другую военной силой в полон взяв, а иную посланцы его привезли из-за моря… И ни с одной из них не был в законном - христианском браке. Сыновья же от этих жён стали его наследниками! Да и сам он был, как ты говоришь, незаконнорождённый, так как родился от любви князя Святослава с рабой - ключницей Малушей… Чем же хуже мой сын Олег? Тем, что он считается незаконным? Но и в его жилах течёт кровь наших первых князей - Рюрика и Святослава, Владимира и Ярослава Мудрого! Чем же он хуже меня и тебя с Ефросинией? Другое дело, станет ли Олег князем галицким? И надо ли ему становиться им? Уж очень неспокойное и опасное это место - галицкий княжеский стол. Только имея великую силу духа и твёрдую руку, возможно на нём усидеть!
– Значит, как я понял, княже, ты не против, чтобы этот стол мог занять Владимир?
– Вам стало ведомо моё мнение об этом. Дальнейшее зависит от Владимира. Он тоже мой сын!
Игорь облегчённо вздохнул. Пожалуй, не зря тащились он с Ярославной и детьми в такую даль. Теперь, правда, всё определит поведение самого Владимира, то, насколько проявит себя мудрым и сговорчивым. Князь-отец сделал первый шаг.
На этом можно было бы и закончить серьёзный разговор, но Игорь, когда ехал сюда, надеялся достичь ещё одной цели. Как все Ольговичи, он непомерно честолюбив и характер у него вспыльчивый и неспокойный. Честолюбие и несдержанность характера давно привели его к мысли домогаться в подходящий момент Киевского великокняжеского стола. Но для этого ему нужны сильные союзники. Одним из них - и могучим при том союзником!
– мог стать его тесть, Ярослав Осмомысл. Конечно, если согласится. Его влияние на других князей, его воинская поддержка многого стоят на Руси! Вот только, захочет ли?!
– Княже, мы с Ярославной всё сделаем, чтобы княжич Владимир стал достойным сыном, - завершил Игорь разговор о шурине и тут же перевёл разговор на иное: - Теперь хотелось бы узнать, отче, твоё мнение о делах киевских. Они нас всех несказанно волнуют…
Осмомысл пристально глянул в глаза Игорю, как это он делал всегда, желая прочитать затаённые мысли собеседника, и тихонько побарабанил пальцами по столу.
– Дела галицкие меня волнуют гораздо больше, чем киевские, Игорь. Но если хочешь знать моё мнение, то прямо скажу, что с той поры, когда в Киеве сел Святослав и власть поделил с Рюриком, в Киевской земле наконец воцарился мир. Настоящий. Какого там не было много лет. А мир - это большое благо. Я имею в виду мир между русскими князьями.
– Согласен с тобою, княже. Но я не о том… Кто, по-твоему, после Святослава сядет на великокняжеский стол?
– А что, Святослав разве занемог?
– Да нет, при добром здравии.
– Так чего это ты его загодя хоронишь?
– Боже сохрани! И в мыслях этого нет! Пусть живёт себе и здравствует! Но ведь всякое случается, особенно когда человек во второе полстолетье перешагнул…
Ярослав невесело улыбнулся: ему тоже давно столько же…
– Если такое случится, то великокняжеский стол займёт тот, кто окажется самым проворным… А с чего вдруг ты завёл об этом речь? Уж не примеряешься ли, случаем, как самому за край киевского стола ухватиться?… - Ярослав снова проницательно посмотрел в глаза Игоря.