Князь оборотней
Шрифт:
Копытом невидимый олень с вполне ощутимым стуком сбил пчелиный улей с опоры. Улей качнулся… и, кувыркаясь, полетел вниз.
Банг! Улей вошел в соприкосновение с лысоватой макушкой жреца. Жрец с воплем опрокинулся на спину. Рой взвыл и, грозно выставив искрящие Алым огнем жала, ринулся вслед за своим улетевшим домом. Прямо на распростертого на земле жреца.
— Саа-ай-сат! — Донгар послал бубен в прыжок прямо со среднего яруса Буровой. Невидимые копыта грянули в землю рядом с головой жреца. Донгар перегнулся, за ворот вздернул своего отца с земли. Рой врезался
— Отпустите меня немедленно, замерзавец! — жрец рванулся, выдирая ворот парки из хватки Донгара… но черный шаман уже разжал пальцы. Жрец шлепнулся задом на землю.
— Шаман! — вскричал жрец — и прозвучало это как худшее из ругательств.
На лице шамана явственно промелькнула обида. Огненные пчелы заложили вираж и снова ринулись в атаку. Донгар развернул своего невидимого оленя на задних копытах и погнал его вокруг жреца, выкрикивая на скаку:
Разгневался шаман, верно, рассердился-разгневался! Закрываю и открываю всевидящие глаза, И вперед свою шею в наклон отпускаю…Взвившийся от земли рой несся за ним, накручивая серо-Огненные круги:
— Вжжжж-ж! Вжжжж-ж!
— Прекратите немедленно! Прекра… — вертя головой, орал жрец.
— Зову духов, чье имя давно позабыто! — продолжал выкрикивать шаман.
— Вжжжж-ж! Вжжжж-ж! — дружно откликнулся рой, хвостом разлетаясь за скачущим по кругу шаманом.
Хадамаха почувствовал, что перед глазами у него все плывет, и вцепился лапами в забор, чтобы не сверзиться.
— Духов из Огненной бездны, духов, заключенных в чужие тела, зову я, черный шаман, царь всех шаманов! — орал Донгар…
— Прекратите ваши шаманские штучки! — так же громко и отчаянно вопил сидящий на земле жрец.
Донгар не прекращал. Бубен вместе с шаманом запрокинулся, точно невидимый олень развернулся на задних копытах. Шаман очутился лицом к настигающему рою…
— Будем есть сладкую пищу, пить сладкую воду — тихими шагами, прошу, выходите наружу! — выкрикнул шаман и кубарем скатился с бубна. Звеня бубенцами, тот свалился сверху… над Буровой пронесся тяжелый густой гул.
Переливающийся Огненными бликами рой завис на месте… Бух! И словно взорвался изнутри. Крохотные серовато-желтые тельца пчел разлетелись во все стороны. Парочка долетела до Хадамахи, скатилась по плечам и закопошилась на земле, слабо подергивая крылышками, как и положено пчелам, едва проснувшимся после Долгой ночи.
Над двором Буровой зависло пышущее Жаром Рыжее облако из крошечных, похожих на искорки человечков в развевающихся рыжих мехах. Очертания человечков таяли, вспыхивая крохотными костерками, сгорали — и тут же из Пламени снова возникал Алый человечек! В лучах молодого Утреннего солнца над Буровой счастливо плясали те, кого уже тысячу Дней не видала средняя Сивир-земля! Эжины подземного Пламени, духи Рыжего огня!
— Выпустил! Выпустил! Шаман! — пищали тысячи голосов. — Солнце!
— Сладкая еда там! — с издевательской улыбкой шаман ткнул пальцем в сторону Буровой.
Хохочущие духи вытянулись в длинную извивающуюся ленту и понеслись к неприметной дверце между стальными опорами.
— Только еду! — предостерегающе крикнул им вслед шаман.
Огненная лента ударила в дверь.
— Куда? Сто-ой! Держите их! — вскакивая на ноги, заорал жрец, но его крик пропал в оглушительном грохоте. Дверные створки обвисли, как у зайца уши. Треща и звеня, Огненные духи втянулись в темноту прохода. Тишина на дворе Буровой установилась всего на пару ударов сердца.
Изнутри потянуло острым запахом безнадежно сгоревшей рыбы.
Ба-бах! И без того обвисшие створки снесло напрочь, изнутри вывалился младший жрец в расшитом голубыми языками Огня одеянии… и с котелком в руках, над которым ярилось Рыжее пламя!
— А-а-аа-а! — Младший жрец выскочил во двор… и с размаху швырнул горящий котелок на мерзлую землю. Сорвал с себя жреческую парку и с воплем: — Чтоб ты пропало, проклятое, Эрлик тебя забери обратно! — принялся хлестать паркой по горящему котелку, сбивая Огонь.
— Не услышит Эрлик. Жрец, однако, не шаман, — хладнокровно сообщил Донгар.
— Аа-а-а! — изнутри Буровой грянул новый вопль, и целая толпа жрецов хлынула наружу. Впереди мчался толстый жрец в поварском фартуке поверх одеяния. Прижимая к груди, точно ребенка, жрец тащил жирную оленью лопатку. Улюлюкая и завывая, за жрецами неслись духи Огня!
— Выпустил! Солнце, солнце, видим солнце! Сладкая еда! — стрекотом сухих искр рассыпались духи.
— А-а-а-а! — дружно завопили жрецы — капюшоны их малиц вспыхивали. Оленья лопатка в руках толстяка осыпалась жирным черным пеплом. Толстяк рванул к воротам.
— Сто-о-ой! — снова завопил старший жрец Губ-Кин. Толстый жрец врезался в него, опрокинул, и толпа дымящихся, обожженных и кое-где вспыхивающих жрецов с топотом оленьего стада пронеслась прямо по нему и помчалась дальше. Над ними с гудением пожара вились духи. Запорное бревно с грохотом вылетело из пазов, ворота с треском распахнулись, и жрецы, перескакивая через пни вырубки, рванули к лесу. Духи хохотали у них над головами.
— Там лес, туда нельзя с Огнем! — Хадамаха сверзился с забора и помчался через двор к Донгару.
Донгар кивнул, и новый рокот бубна прокатился над Буровой:
— Ты, молодой дух, распустишь свои крылья — гони обратно тех, кто выкорчевал корни из черной земли, кто разлил черную воду…
— А-ххх! — на сей раз был не хохот — облегченный вздох, словно кто-то разминал затекшие руки и ноги. Гигантское существо, похожее на серый сгусток тумана, но с круглыми, как миски, Алыми глазищами, отделилось от решетчатой вышки Буровой. Легко и плавно, как подхваченная ветром туча, дух Буровой пронесся над головами жрецов и опустился между ними и лесом. Его глазищи вспыхнули, как два фонаря, и дух Буровой негромко сказал: