Князь Угличский
Шрифт:
– Еще раз повторюсь. Мы с тобою едины желаниями нашими по взращению силы царства Московского. Едины мыслями. Не твори зла ныне мне, родич. Об том тебя прошу. Пойдем к государю, будь мне заступником ныне. Надобно мне сегодня к Устюжне отъехать.
– И жену с собою повезешь?
– Упаси Господь, здеся оставлю, Солнце моё. Что ж яз полоумный что ль?
– Значит, опасность смертную видишь?
– Конечно, Борис Федорович, яз не безумец, но ведаю, как с болезнью черной бороться можно, и победить ея. Коли сам заболею, выздоровею без сомнения. Верь мне. Помнишь книгу про болезни человеческие, кою яз тебе подарил три седьмицы назад.
– Три недели назад сеунч привез из Углича в столицу свежее напечатанную лечебную книгу 'Причины болезней человеков, изнутри и снаружи приходящие'.
Боярин сидел на лавке и колебался.
– А коли помрешь?
– Не помру. Вот те крест.
– Да не отпустит тебя государь!
– Ты скажи так, чтоб отпустил. Рындам прикажи пусть не дают мне ходу в город, но должон яз рядом быть.
– По тонкому льду пойдем. Ужели нельзя отсель с чумой совладать?
– Можно было б, не просился отъехать, Борис Федорович. Поспешай!
– Господи, за что мя наказуешь?
– вопросил в пустоту Годунов.
– Яз тако рынд твоих запугаю, бо оне тоби на пушечный выстрел ко городу не подпустят.
– Согласный яз, мне ближе и не надобно. Пойдем к государю.
– Ступай к себе, готовься в дорогу. Яз один с царем потолкую.
Час прошел в суете и торопливых сборах. Жене ничего не сказал.
Годунов явился в сопровождении пожилого боярина.
– Царевич. Государь к сердцу принял твои намерения спасти жизни христианские. Удивлен яз вельми, бо зрит в том подвиг во имя Господа нашего! Сказывал из князей славных Дмитрий Иванович Донской тако же соделал, егда в первые ряды войска встал на поле Куликовом, бо из царей Иисус Христос самолично за веру на казнь пошел. Однако указал мне, ответчиком стать головою за живот твой. Яз жертвовать за ради людишек слободских жизнею твоею и своею не желаю. С тобою поедет мой ближний человек окольничий князь Иван Самсонович Туренин.
– Теперь он обратился к боярину:
– Иван Самсонович. На твою мудрую голову уповаю, сединами убеленную. Не дай сему отроку голову свою зазря сложить. Помоги ему и защити от него самого.
– Не моги сумневаться, Борис Федорович. Волос с главы царевича не падет. Ты меня знаешь.
– Басом ответствовал боярин.
– Ну, с богом. Войско придет, через десять дён, для того, чтоб заставами Устюжну закрыть. Вы тама поберегитесь.
В три дня полусотенный конный отряд домчал до Углича. Здесь эпидемии не случилось. В городе оказались оба немецких специалиста. Явившись на мое приглашение и отвечая на мой вопрос Бруно Вебер сказал:
– Вергебен кнезе Димитрий, ихь потерял мое фрау унд киндер от дер шварце тодд ин проклят город Зальцбург. Яз кайне Нарр. Нет дурак. Како узрел шварце тодд, беду, поял майне меншен, бо дал мне ты кнезе, унд гер Зилингер унд бестер меншен унд бистро фарен ин Углич. Яз айн момент вортраген бургомистр Углича геру Трясуну, бо шварце тодд ин Устюжна.
– Когда покинул ты город?
– Цвай седьмиц назад, кнезе.
– Что в городе?
– Шварце тодд. Множество меншен скорбны баух, животом. Вельми плёхо кнезе.
– Федор, - обратился я к тиуну Углича - здесь в городе все спокойно? Больных нет?
– Нету князь. Баженко, как случилась беда в Устюжне, приказал мне твоим именем собрать всех угличских посадских на площади и там кричал им страшные слова, мол кто станет пить сырую воду, тот сгинет, бо в воде червецы вельми мелкие от жары завелись и смерть станется от них. Де государь наш царевич Дмитрий Иоаннович от того и требовал не бросать кал и испражнения по всюду и воду кипятить и пить токмо ея, тако боялся за люд свой посадский. А устюженские мужики не стали тако делати и от того смерть к им пришла. Ноне весь Углич молится за тебя и остатние дураки на дворовых задах ямы отхожие копают.
– Где Баженко?
– Задал я вопрос разошедшемуся Федору.
– Он людишек своих поял и в Устюжну отъехал десять ден назад. С им за дюжину евоных помощников ушло.
– Соль в городе есть?
– С твоих соляных промыслов с Усолья приходили струги, привезли семь тысяч пудов лучшей соли.
– Велю тысячу пудов грузить на струг и отправить в Устюжну срочно. Такоже семь бочек самогона нашенского крепчайшего туда же отправить, коли нету, вборзе выгнать. Также велю достать еды, в деньгах жаться не моги. Скот, птицу на убой, рыбу достать, зерно из княжьих амбаров, чтоб семь тысяч посадских в Устюжне голода не знали. Тканины льняной, лучше белой, сто отрезов тоже выслать челном. Упомнишь? Все гнать в Устюжну. Угличских стрельцов и мужиков выборных выставить на заставы вкруг города твово. Ни един больной, чтоб не прошел. Кто в сомнении окажется селить порознь за околицей в шалаши и смотреть две седьмицы. Коли не покажет болезни, волен идти куда пожелает. Кто из стрельцов дурака станет валять, реки Пузикову именем государя ответит. Баженковых людей осталось кого в городе?
– Двое, царевич.
– Ко мне их пришли.
Отдав еще несколько инструкций и распоряжений, сам с отрядом отправился дальше. Заслав разведчика в новую усадьбу на другом от Устюжны берегу реки Мологи и убедившись, что болезни в княжьем тереме нет, отряд разместился в деревянном укреплении.
Ждан увидев меня, заплакал и кинулся в ноги:
– Государь, не бросил мя и людишек своих в черную годину. Уж прости раба старово, не ждал яз твово явленья к нам. Думал, оставишь нас, ничтожных человеков. Уж прости за помыслы таковые глупые.
Подошел князь Туренин.
– Ну ко старик. Молчи. Царевич ратиться со смертью страшной явился! Яз бы не поехал, будь моя воля, бо он пошел, значит с Богом в сердце. Нам ноне не до возгрей твоих. Сказывай чего в городе твориться!
Чуть успокоившись, Ждан поведал о состоянии дел. Болезнь охватила весь город, на окраинах и возле церквей больных больше, в центре и около амбаров механических меньше. В Рождество-Богородицком монастыре, что на правом берегу речки Ворожи стоит, ужо десять монахов и монахинь отпели. Тама все поголовно хворые.
– Мастера мои Савельев, Ефимов, Фролов здоровы, аль больные?
– Савельев три дня назад здоров был, Фролов тако же, бо Ефимов с семейством ужо два дни лежмя лежат.
– Откель ведаешь?
– Баженко кажный день, с того берега Мологи кричит вести о болезни. Он уж две седьмицы назад пришел со своими лечцами младыми. Ходит по дворам и беспримерно с болезнью ратиться. Не раз уж народ собирал возле церквей и им про болезнь зело страшные вести кричал. Бо побили его мужики, так ходит ныне сам за больными. Сказывал он, что придешь ты вскоре, да яз не поверил ему.
– Снова заплакал Ждан.