Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
А учение Мухаммада… Бахмета, как говорят в народе, быстро и уверенно набирает в русском народе сторонников. Уже целыми весями принимают ислам, уже и в дальних лесах, куда и дорог нет, встретишь охотника-мусульманина.
Кем были арабы до рождения Мухаммада? Крохотные дикие племена, что постоянно дрались друг с другом. Но едва над ними взвилось зеленое знамя пророка, арабы словно обрели другую жизнь. Воспрянули и сами, и в другие страны бросились нести свет истины. Да как нести! Сперва отряд Халида взял Хуру, в том же году еще три отряда вторглись в Палестину и Сирию. Сильное ромейское войско было разбито в
Другой отряд арабов громил огромные войска иранцев. Арабы вскоре заняли столицу Ирана Ктесифон. Когда же с блеском разгромили остальные войска, то вся территория Ирана и Ирака была захвачены арабами и включена в свой Халифат.
Третий отряд вторгся в Армению, разгромил местные войска. Армения сдалась. Двумя годами позже сдалась и столица Грузии — Тбилиси.
Еще один арабский отряд — всего в две с половиной тысячи человек! — под командованием Амра вторгается в Египет. Там с ходу разбивает огромную ромейскую армию, крушит местные войска и захватывает огромную страну с многомиллионным народом! Всего за несколько месяцев был захвачен весь Египет, годом позже пал Вавилон, сдана Александрия. В северной Африке арабские конники совершили молниеносные походы в Барку и Триполитанию, где подчинили местные берберийские племена.
А ведь супротив арабов постоянно выходили прекрасно обученные войска, где воинов в десятки раз больше! И оружия у противника было поболе…
К счастью для остального мира, среди самих магометан возник раскол. Арабы начали ожесточенно сражаться друг с другом, завоевание мира было отложено. Но даже при взаимной драке они успели завоевать всю Северную Африку, дошли до Танжера и берегов Атлантического океана, один отряд во главе с Тариком высадился на Пиренейском полуострове, где страшно разгромил вестготов и молниеносно захватил Кордову, Толедо и другие испанские города. Не останавливаясь, арабские конники заняли Медину-Седонию, Кармону, Севилью и Мериду. Весь Пиренейский полуостров, за исключением крохотной части на севере, куда арабы поленились повернуть коней, оказался в их руках! Далее они вторглись в Галлию, заняли Септиманию и Нарбонн…
На востоке арабы завоевали Синд, область по нижнему Инду, город Мултан, а затем Согд и Хорезм. Не переводя дыхания и не вкладывая окровавленные сабли в ножны, завоевали все Закавказье, заняли Крит, Мальту, Сицилию…
Но арабам дал силу именно ислам. В чем его мощь?
Он чуть придержал коня, крикнул Рогдаю:
— Эй, бахметец! Признайся, к исламу примкнул, потому что тот сильнее?
Рогдай перестал хохотать. Глаза стали серьезными, а затем усмешка покинула и лицо.
— Княже, пошто говоришь такое?
— Ну-ну, а чего веру отцов сменил?
— Я уже говорил… Душа потребовала.
— Гм… душа. Ладно, а почему ислам сейчас теснит веру Христа? Потому что моложе и злее?
— Он сильнее, — сказал Рогдай. Добавил убежденно. — А сильнее потому, что справедливее. Все наши боги требуют себе жертв, как тот же Яхве или Христос… разве что уже не кровавых, а наш Аллах вообще живет только для того, чтобы помогать
Владимир кивнул:
— Слышал. Это было придумано, чтобы обойти каверзный вопрос, которым еще в моем детстве дразнили христиан… Мол, сможет ли их всемогущий Бог создать такой камень, который не смог бы поднять? Ну, а ежели Аллах ничего для себя, все для нас, то такой бог простому человеку, который отдавать не любит, а только бы брать… придется больше по душе.
Рогдай поморщился, князь везде выискивает подвох:
— Таким никакой бог не нужен. А наш ислам — это и вера, и закон, и суд, и пестование детей. Зато человек тоже весь для ислама. Ислам должен видеть человека насквозь, читать каждое движение души. И не просто направлять жизнь человека, а жить с человеком каждый миг! Ислам идет с человеком и в дом, и в баню, на пир и в гости, отправляется с ним в странствия и в дома друзей. Когда мусульманин просыпается, он встает с правой ноги, а когда идет в отхожее место, то переступит порог левой, так велит ислам, который не оставляет своего сына ни на миг!
Владимир не столько слушал, сколько всматривался в суровое лицо Рогдая. Знавал его раньше, тот начал со Святославом, служил у Ярополка, был могучим и отважным, первым бросался в бой, жизнь не берег, был сам похож на молодого бога войны Перуна. Когда такой здоровяк вдруг скажет нечто умное, то оторопь берет. Либо тот поумнел, либо, что вернее, сам дураком стал, Рогдая за умного считаешь…
— Гм… А у нас богов вспоминают редко. Пока гром не грянет, мужик Перуна не помянет… Если же бог всегда идет рядом, человек может пройти далеко.
Рогдай сказал вдруг:
— Князь… Подумай. Великому пророку Мухаммаду нужен такой воин как ты! Ты смог бы пронести зеленое знамя пророка по всем северным землям.
— Да? — спросил Владимир. — А что нужно, чтобы стать мусульманином?
Поздно ночью Кремень заглянул, скривился, князь снова работает заполночь:
— Тут к тебе этот… просится. Важное дело, грит.
— Борис, что ли? — спросил Владимир. — Впусти.
Кремень покачал головой с великим неодобрением, а в щель протиснулся волхв Борис. Кремень тут же закрыл за ним дверь.
Борис выглядел изнуренным. Сказал треснутым голосом:
— Княже… великую тайну тебе доверю.
Владимир лишь глянул в его серое лицо, будто Бориса неделю держали в застенке, били и рвали щипцами.
— Веди, — велел коротко.
Ночь была темная, гридней он оставил, ибо дорога была всего лишь через две улицы. Борис долго перебирал ключи, открывал запоры, затем спускались по ступенькам в подвалы, пробирались по узким проходам, где удобно держать оборону, отметил Владимир, открывали еще двери, затем еще.
Наконец Борис отодвинул последний засов, толкнул дверь. Факел в его руке уже догорал, но когда волхв скользнул вдоль стены, там зажглись масляные светильники. Борис бросил дымящий факел на пол, растоптал.
Комната тянулась в полумрак, затем в полную тьму, но Владимир чуял, что и там еще не стена. В этом странном подвале можно было бы схоронить для внезапного удара целую дружину, но здесь были… грамоты! В свертках бересты, на деревянных дощечках, в толстых кипах пергамента, даже на красных пластинках из обожженной глины.