Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
— Узнал, Вар…яжко…
Сильная рука сдернула его с коня. Владимир упал на спину, извернулся, избегая меча, что с хрустом вошел в землю рядом, вскочил, но страшный удар кулаком в лицо бросил его на землю. В голове гудело, он поднялся снова, деревья качались перед глазами.
Варяжко с наслаждением ударил снова. Владимир согнулся от дикой боли в паху, а другой удар в лицо отшвырнул его к деревьям. Он ударился спиной и сполз на землю. Остановившимися глазами видел, как медленно подходит огромный, как башня, Варяжко. В голове бессвязно кружились мысли, и странно переплеталась
Варяжко с легкостью уклонился, со страшной силой ударил ногой в бок. Дыхание Владимира вылетело со стоном, он услышал хруст сломанного ребра.
— У печенегов я научился вырывать сердца, — сказал Варяжко люто, он встал коленом на грудь Владимира, та прогнулась с хрипом. — Глупцы считают, что если съесть сердце героя… Но ты — жалкий трус и убийца брата своего! Я просто хочу взглянуть и плюнуть на еще теплое сердце чудовища, ставшего князем…
Мелькнул нож. У Владимира не было сил даже перехватить руку. А Варяжко с силой разорвал рубашку на груди князя, вскинул нож для удара и с наслаждением ударил.
Левую сторону груди ожгло болью. Владимир услышал треск распарываемой кожи. Но Варяжко почему-то застыл, глаза выпучились. Голос был подобен рыку льва, но теперь в нем было и удивление:
— Почему на тебе крест?
Владимир заставил губы шевельнуться:
— Я есть христианин…
— Ты?
— Я, Варяжко…
— Ты, гонитель христиан? Язычник, что распинал их, вешал под ребра на крюках, заживо сдирал кожу?
Владимир повторил тихо:
— Я есть христианин…
Во рту было солоно, теплая кровь выползала изо рта, падала на голую грудь. Варяжко прохрипел яростным голосом:
— Перекрестись!
Владимир с трудом поднял онемевшую руку, сотворил крестное знамение. Слева направо, по латинскому обряду. Варяжко все еще держал нож в его теле, но Владимир чувствовал, что рана небольшая. Варяжко в последний миг то ли придержал руку, то ли сместил удар
— Прочти молитву! — потребовал Варяжко.
Владимир сказал несколько латинских слов, затем добавил:
— Господи, прими душу мою… Прости, что не успел выполнить твое предначертание… Даже понять его не успел… Прими мою душу с миром, и не вини Варяжко. Он не ведает, что творит… Можешь разить меня, Варяжко. Я прощаю тебе невольный грех.
Варяжко то краснел, до бледнел до синевы удавленника. Лицо его было страшно. Наконец он поднялся, сняв колени с груди поверженного князя. Зубы его стучали, руки тряслись:
— Господи, — взмолился он. — Это же убийца невинного Ярополка! Это же убийца брата своего, это ж русский Каин! Вразуми меня, Господи! Или испепели обоих молнией, дабы предстали пред очи твои, и ты сам рассудил в своей мудрости: кто прав, кто виноват!
Владимир с трудом собрался с силами, сел. Варяжко в двух шагах стоял на коленях. Глаза были закрыты, из-под плотно сжатых век катились крупные слезы. Меч лежал ближе к Владимиру.
Владимир пошевелил шеей, вытер кровь с лица. Разбитые губы одеревенели, распухшие десны мешали языку.
— Не
— Ты убийца, — прохрипел Варяжко ненавидяще.
— То был Владимир… А я — Игнатий. Не только по имени, но и по сути своей. Нам страшно, Варяжко, ибо Русь, похоже, будет расколота на христианскую и дохристианскую части. И эта кровавая трещина пройдет через наши сердца и души. И души наших ровесников. Внукам будет проще! Будут рождаться уже при свете… иной веры. У них не будет страшной проблемы выбора.
Владимир поднялся, пошатнулся, ухватился за ствол дерева. Варяжко тоже встал, его все еще ненавидящий взгляд растерянно обшаривал его лицо.
Вдруг издали послышался приближающийся топот, треск кустов. Варяжко подхватил меч и прыгнул в кусты. Владимир запахнул разорванную рубашку, пряча нательный крест.
На поляну вынеслись двое телохранителей на храпящих конях. Третьим подскакал встревоженный Тавр.
— Что стряслось?
Гридни спрыгнули, бросились к князю. Владимир отстранился, сказал Тавру нарочито громко:
— Конь споткнулся, я вылетел через голову… Спасибо, Варяжко помог.
— Варяжко? — руки гридней метнулись к мечам. Тавр пристально смотрел на князя. От него не укрылся нарочито громкий голос, и Владимир понимал, что для Тавра надо будет придумать объяснение другое.
— Варяжко, — подтвердил Владимир. — Он поступил ко мне на службу. Сейчас я послал его в Киев.
Сильные руки помогли взобраться в седло. Он пустил коня шагом, ибо при каждом толчке рана на боку начинала кровоточить. А чтобы не тревожиться за нательный крест, что упрямо выглядывал из лохмотьев, Владимир тайком сорвал его и забросил в кусты.
Если тот бог существует, то живет не в кресте или даже в церкви. А если в церкви, то которая не из бревен, а из ребер.
Глава 37
Дальше охота шла как и водится: с гвалтом, собачьим лаем, суматохой и неразберихой. Застрелили дюжину оленей, набили кабанов и зайцев, собаки порвали троих загонщиков, и в конце-концов, усталые и довольные, отправились обратно.
Владимир кивком услал Тавра беседовать с боярами, крепить и бдить, а сам ехал сумрачный. Веру латинскую принял просто так, чтобы прислушаться к себе, а этот дурень так попался… Или нет? Ведь он, Владимир, говорил с ним искренне! А Варяжко, эта гора мускулов, неожиданно явил, что в нем есть кое-что повыше звериной мощи.
По бокам, чуть приотстав, тряслись в седлах богатыри Рогдай и Мальфред. То-бишь, уже не Рогдай, а Абдулла! Тоже удивительно для такого здоровяка. Ведь чаще калеки вроде Бориса, выброшенные из жизни, начинают утруждать головы. Сила — уму могила, сила есть — ума не надо…
Вряд ли он был прав, высчитывая, почему Святослав не взял ислам. Дело не в поражении багдадского халифа. Веру выбирают все же не по расчету. Здесь говорит сердце. Иначе как бы укрепились та же вера Христа, когда была гонима сильными Рима?