Князь Вольдемар Старинов. Дилогия
Шрифт:
— У тебя хорошо получается подбирать рифмы, — удивлённо заметил Володя. — Любишь стихи сочинять?
— Не очень, — честно призналась девочка. — Точнее, не очень любила. Мне отец специальных учителей нанимал, которые обучали меня стихосложению. Говорил, что это пригодиться девушке, но мне эти занятия никогда не нравились. А тут… словно само собой получается. Я постараюсь и другие твои песни перевести. Можно?
— Да пожалуйста, — хмыкнул Володя. — Я буду только рад.
— Ну надо же! — насмешливо протянул Эндон. — Купец решил воспитать девицу… Ну-ну. Куда тебе освоить это благородное искусство, лучше в лавку свою возвращайся, купчишка.
Аливия на миг замерла и вдруг быстро-быстро захлопала глазами, пытаясь сдержать слёзы. Что-либо ответить благородному она не осмелилась, мгновенно вспомнив,
— Некоторым особо благородным и очень порядочным людям, — объяснил он ей, — доставляет истинное наслаждение унижать тех, кто слабее или ниже их по положению, полагая, что таким образом они возвеличивают себя, ибо других достоинств, которыми они могли бы гордиться, у них нет. Понимая в глубине души это, они всеми силами стараются опустить всех до своего уровня, а лучше вообще втоптать в грязь и потом с высоты наслаждаться мнимым превосходством. Только истинно благородный человек ни словом, ни делом не будет ни перед кем демонстрировать своё превосходство, за него лучше скажут его дела. Тем более он не позволит себе оскорбить даму… кем бы она ни была и сколько бы ей ни было лет. Поэтому сейчас тебя не оскорбили, а попытались опустить до своего уровня. Так что выше нос и не позволяй себя задеть. На таких людей лучше просто не обращать внимания.
— Ах ты!!! — Эндон в ярости соскочил с телеги и выхватил меч, но его опередил граф, схватив за руку.
— Прошу вас, позвольте мне, Ва…
— Заткнись! И вы, князь, по-моему, увлеклись!
В глазах сидящего мальчика вдруг полыхнуло холодное, а потому ещё более пугающее пламя гнева. Граф вздрогнул, но тут же овладел собой, однако Эндон потерял часть уверенности.
— Я никому не позволю обижать тех, кто мне дорог! — медленно, чётко выговаривая каждое слово, произнёс Володя тихим голосом. Тем голосом, когда даже шёпот слышен в соседнем городе. — А он её обидел и обидел очень серьёзно. Если ваш оруженосец считает, что я его задел, я к его услугам. Данное им слово прекращается в момент, когда мы покинем лес.
Эндон вбросил меч в ножны.
— Как только мы покинем лес — ты умрёшь!
Володя с совершеннейшим равнодушием отвернулся, словно ему сообщили какой-то пустяк. Мальчику даже не пришлось изображать это холодное равнодушие отстранённости, когда для него было совершенно неважно, что с ним произойдёт в следующее мгновение — он просто вспомнил себя до встречи с Аливией. И вспомнил, как, порой, напрягало окружающих его ледяное спокойствие в любых обстоятельствах, когда он казался им даже не человеком, а камнем каким-то. Аливия не знала, сколько она в действительности сделала для него, растопив этот лёд в чувствах, но Володя ради неё готов был воевать со всем миром. Окружающие никогда не видели его таким, и сейчас явно были ошарашены мгновенным преобразованием. Привычный им спутник вдруг исчез и предстал перед ними кем-то чужим и непонятным. И, возможно, очень опасным… или нет.
— Как угодно, — в голосе совершеннейшее равнодушие и арктический лёд.
Дальше все двигались в полнейшей тишине. Даже Аливия испуганно прижималась к Джерому, изредка посматривая на мальчика. Остальные предпочли сделать вид, что ничего особого не происходит, надо просто быть настороже, поскольку приближается самый опасный участок леса. А их напряжение вызвано вовсе не недавней ссорой и этим пугающим преобразованием почти ещё мальчишки в холодно-отстранённого каменного истукана. Необычное и немного нервирующее ощущение.
Неизвестно чем бы закончилось путешествие в такой крайне напряжённой обстановке, если бы как раз в этот момент из-за деревьев не вышло человек десять крайне подозрительных личностей, в облике которых что-то выдавало разбойников. Возможно различное оружие в руках, когда-то бывшее вполне мирными предметами в хозяйстве, или нахмуренные лица. Из всех них только у одного имелся вполне себе приличный меч, остальные вооружены кто перекованными косами, кто деревянными дубинками с окованными набалдашниками.
Лошадка замерла и, никого не слушая, направилась
Володя остался совершенно недвижим, ни рукой, ни ногой не шевельнул, словно не заметил никого, продолжая вглядываться куда-то вдаль. Остальные расхватали оружие и замерли.
— Господа, — заговорил плечистый мужчина с мечом, чуть выходя вперёд. — Я вам искренне советую положить оружие, чтобы никто не пострадал… с вами, я гляжу, девочка маленькая…
В этот момент совершенно неожиданно для всех очнулся Володя. Неуловимо-быстрым движением он поднял лук, второй рукой сразу наложил стрелу и одним движением натянул-выстрелил куда-то в сторону леса, откуда немедленно донеся короткий крик, а потом, ломая ветки, рухнуло тело, рядом упал лук. А в сторону леса неслась уже вторая стрела… и этот выстрел оказался таким же точным. Тут уже очнулась вся разбойничья братия, сообразившая, что сейчас их всех просто элементарно перестреляют. Мощный бугай (интересно, у него кличка не Малыш?), взмахнув дубиной, бросился к телеге, за ним, обгоняя вожака, остальные. Володя выпустил ещё одну стрелу, на этот раз в подбегающих людей, а потом, отбросив лук, вдруг рухнул с телеги и покатился по земле прямо под ноги набегающему бугаю. Тот уже ни затормозить, ни среагировать не успел, проскочил вперёд, споткнулся и рухнул прямо перед телегой, а Володя уже стоял на одном колене, выставив вперёд два меча, на которые и насадили себя бежавшие следом. Как и предполагал Володя, эти разбойники брали свирепостью натиска, но никак не умением. Чуть ошеломить их необычными и непривычными действиями и вот они уже бестолково мечутся, не понимая кого атаковать первым и откуда идёт наибольшая угроза. Не теряя ни мгновения мальчик одним слитным и плавным движением извлёк мечи и, не дожидаясь, когда пронзённые рухнут, стал подниматься с колена, разворачиваясь и одновременно, выбрасывая правый меч перед собой. Подбегавший с боку разбойник с проклятьем отскочил, успев в последний момент избежать удара, но не заметил меча в левой руке, идущего следом, машинально поднял руку в попытке защититься, по ней меч и прошёл от локтя до кисти. Охнув, разбойник отскочил, а Володя, опять не задерживаясь и не отвлекаясь, продолжил разворот к споткнувшемуся бугаю, который как раз стал подниматься, меч прошёлся ему сзади по шее, голову не срубил, но позвоночник задел, тот так и рухнул вперёд, не произнеся ни слова.
— Бей его! — наконец очнулся главарь, бросаясь вперёд. Володя отклонился, снова развернулся и рубанул пробегавшего мимо него ещё одного разбойника, потом со всей силы пнул между ног ещё одного, вдруг выскочившего навстречу и пока тот с воем падал, успел снова повернуться к главарю. Тот уже оценил обстановку: за какое-то мгновение его отряд от одного человека потерял пятерых убитыми и троих надолго выведенными из строя. Ещё двое лежали перед телегой, когда попытались атаковать остальных: одного сразил Филипп из арбалета, второй подвернулся под меч графа — разбойники явно не могли противостоять рыцарю в открытом бою, а лучники, на которых и была вся надежда, погибли с самого начала. Правда, один из разбойников попытался подобрать лук, но успевший уже взвести арбалет Филипп всадил ему в спину стрелу. Оценив всё это, главарь махнул рукой. — Отходим!
Однако отвлёкшись, он на мгновение потерял из виду противника, и это стало для него роковым, Володя уже стоял рядом. Тот попытался отмахнуться мечом, но мальчик присел, пропуская удар над собой, и одним мечом подрезал ногу, заставляя врага осесть, а потом второй пронзил живот. Главарь захрипел, выронил меч и осел на землю. Володя выпрямился и огляделся… наблюдавший за ним граф чуть вздрогнул, заметив, что взгляд мальчишки за время боя ничуть не изменился, по-прежнему оставаясь совершенно спокойным, словно не смертельный бой вёл, а цветы собирал. Впрочем, наверное, в этом случае эмоций было бы больше. Вот мальчик с тем же равнодушным выражением огляделся, прислушался к раздающемуся в лесу треску веток от удирающих разбойников, вытянул перед собой мечи, резким взмахом стряхнул с них кровь и тем же быстрым и точным движением вбросил в ножны. Даже не повернувшись в сторону своих спутников, он вернулся к телеге и занял прежнее место.