Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
– Вот хорошо-то! – воскликнула Дарьюшка и, улыбаясь, добавила: – Помню я, Иване, как в детские еще годы наши Илейка кол на дворе от колеса для катанья на санках по весне из земли вымал.
Иван ласково улыбнулся и спросил:
– Не от тех ли санок, на которых катал яз тобя?
– От них самых, – улыбаясь, продолжала Дарьюшка. – Снег-то, помню, уж весь сошел, а земля в глубине еще мерзлая была. Вот Илейка снял колесо-то с кола да как по нему другим колом хватит изо всей силы с одной стороны. Обошел да ударил с другой, а потом с третьей и четвертой стороны. Земля круг кола отошла, а Илейка ухватил кол, качнул его из стороны в сторону и сразу,
Иван Васильевич рассмеялся веселым смехом.
– Так и яз, Дарьюшка, – воскликнул он, – расшатаю вот и враз вырву с корнем все зло казанское!
Дарьюшка всем телом приникла к нему и зашептала:
– Иванушка, солнышко мое! Помоги те Бог в добрых делах…
– Радость моя сладкая, – так же тихо и взволнованно шептал ей в ответ Иван, – первая и последняя любовь моя…
Глава 12
На походе
Недель уж пять прошло с тех пор, как воеводы московские в поход на Казань выступили. Вот и зима в половине – тринадцатое января настало, а гонцов от них нет. Иван Васильевич стал нетерпеливей и тревожней ждать вестей из Черемисы от князя Семена Романовича Стародубского. Как-то у матери своей, княгини Марьи Ярославны, за завтраком молвил он брату Юрию:
– Без тобя, Юрьюшка, воеводы наши мало борзости кажут. Скорометливости воинской у них не хватает.
– Вельми уж ты прыток, Иванушка, – заметила старая княгиня, – сам ведаешь, как бездорожно там, в лесных дебрях, да и зима-то ныне вельми вьюжна и студена.
– Истинно сие, матушка, – заметил Юрий, – все же мыслю яз, будь Федор Василич Басёнок али Касим-царевич, прытче дела-то пошли бы. Уметь надобно воям силы прибавить. На Николу ведь от Галича пошел князь-то Семен Романыч.
– А вон вижу в окно, – перебила его Марья Ярославна, – вестник на двор пригнал. К хоромам его Ефим Ефремыч ведет. Глянь, сыночек.
Князь Юрий поспешно подошел к окну.
– Верно, вестник, – сказал он, – токмо не русский, а татарин.
– Ордынский? – спросила княгиня с тревогой.
– Нет, – разглядывая гонца, продолжал Юрий, – по обличью будто из наших татар, а все же неведом мне.
– Не от Касима ли? – заволновался Иван Васильевич.
Прошло несколько времени. В трапезную торопливо вошел дворецкий Данила Константинович.
– Вестник, государь и государыня. От Даниар-царевича. Как прикажете?
– Можно, государыня, в твои покои позвать? – спросил Иван Васильевич.
– Веди сюда, Данилушка, веди, – молвила старая княгиня.
Иван Васильевич, взглянув на сидящего за столом сына, тихо сказал брату:
– Молодше Ванюшеньки моего, Юрий, мы с тобой были, когда впервой Касима в Ярославле встретили.
Он замолчал, видя прошлое, словно вчера оно было. Обрадовался тогда царевичу слепой отец, говорил с ним по-татарски, и слезы текли у него по щекам, слезы были на глазах и у царевичей…
– Помнишь, Юрий, – снова обратился великий князь к брату, – как похож был тогда Касим на Юшку Драницу?
Отворилась дверь, и вестник-татарин пал ниц перед государями, касаясь пола своим подбородком.
– Живите тьму лет, государь и государыня, – заговорил он довольно чисто по-русски.
– Встань, – молвил Иван Васильевич, – сказывай.
– Слушаю и повинуюсь, – проговорил вестник почтительно и, встав перед государем, продолжал: – Царевич Даниар, да будет к нему милостив Аллах, повестует: «Целую руку твою, государь мой, да пошлет Господь тобе многи лета. Сердце
202
В райские сады.
Иван Васильевич в горести закрыл лицо руками. Успокоившись, он набожно перекрестился.
– Хошь и татарин он был, а много добра христианам на Руси содеял, – сказал он с волнением и, снова крестясь, добавил: – Помилуй его, Господи, прости его заблуждения. – Повернувшись лицом к вестнику, государь сказал: – Повестуй царевичу: «Скорблю яз о верном друге моем Касиме. Тобя ж, Даниар, жалую вотчиной Касима, служи нам честно, как отец твой…»
Недели через две после смерти Касима-царевича прибыли и от князя Семена Романовича Стародубского первые гонцы. Воевода Стародубский доводил до государя, что рать его в самое крещение пришла в землю черемисскую и много зла учинила земле той: множество людей убили, а иных в плен увели. Много сожгли сел и деревень, скот весь забрали, коней и всякую животину. Что же взять не могли, на мясо перерезали. Так и с имуществом поступали: что могли – брали, остальное жгли.
– Испустошили так, – закончили вестники, – всю землю черемисскую, до Казани не дойдя токмо на един день пути.
Пришли вести и от Мурома и от Новгорода Нижнего, что русские воины и вольные дружины, идя вдоль Волги, повоевали по обе стороны реки все земли казанские.
Рад был этим вестям великий князь и сказал дьяку своему Курицыну:
– Бить татар надо и зорить еще боле, не давать им отдыху, дабы не могли оправиться. Юрий Василич о сем сам знает и меры принимает. Ты ж, Федор Василич, со всеми удельными сносись: пусть народ подымают на вольные дружины, где сопредельны с Казанью-то. Зорят пусть, что могут, и жгут, а купцов казанских грабят и бьют на всех путях.
Иван Васильевич ходил по покою своему крупным шагом, как обычно, когда волновался.
– «Казан», – продолжал он, – по-ихнему «котел» значит. Пусть кипит весь, а казанцы в нем варятся. Мы же, пока кипенье сие бурлит, новую рать посильней против них соберем. Яз сам в сей рати великой с полками поеду.
– А нужно ль тобе, государь, самому идти? – возразил дьяк Курицын. – Сам ты верно говоришь, что государю подобает более государствовать, а не на коне скакать. Видеть все с высоты своей и токмо повелевать боярами, воеводами и дьяками, что надобно им творить.
– Верно, Федор Василич, – усмехаясь, перебил его государь, – но бывает, что надобно и самому государю лик свой пред воями показать. В некоторых случаях и ратное дело в государствование входит, а пошто – сам, чай, разумеешь.
Иван Васильевич опять молча стал ходить вдоль покоя своего и, вдруг обернувшись к дьяку, заговорил оживленно:
– Землю всю русскую против Казани поднять надобно! Сирот и черных людей поднять наиглавно… Токмо бы еще Новгород Великий сломить да Ганзу [203] немецкую и князя тверского к рукам прибрать, а там и Большую Орду скинем.
203
Ганза – торговый и политический союз северонемецких городов (XIV–XVII вв.).