Княжич
Шрифт:
Народ только ахнуть успел. Да какая-то баба заголосила надрывно.
И Святослав расплакался. Боязно ему вдруг стало. Из рук дружинника вырываться начал. Ольга тихо велела его в терем отнести.
А кат быстро отвязал Дарену от колоды. Перетянул ей предплечье ремнем. Поднял на руки. Передал девушку одному из помощников. Тот недолго думая унес Дарену с места казни в Восходную башню, где передал ее на попечение Соломона.
Лекарь, не мешкая, прижег раскаленной лопаточкой культю. Быстро сшил края раны. Смазал руку бесчувственной девушки мазью из припасенного горшочка.
Кивнул кату. Тот кивнул в ответ и подошел к Любояру.
— Лекарь передать просил, что с дочерью твоей все в порядке будет, — сказал заплечный мастер кузнецу.
Кузнец только глазами моргнул.
А кат взял длинный железный гвоздь, приставил жало к макушке кузнеца и что есть силы ударил большим молотком по шляпке.
С хрустом гвоздь пробил череп и вонзился в колоду. Тело кузнеца задергалось. Поелозило голыми ступнями по доскам помоста. Завалилось набок, опрокинув колоду, и затихло.
Площадь перед теремом взорвалась криками. Дружинники с трудом сдерживали народ.
Кат сокрушенно покачал головой. Взял другой гвоздь. Подошел к Лучану. Прибил его голову к колоде. На этот раз он остался доволен своей работой. Гончар даже не дернулся. Так и остался сидеть на коленях, обняв колоду, словно любимую.
— И верно, — заметил молодой фряжский купец, — весьма забавно и весьма поучительно… [180]
14 октября 945 г.
180
Именно таким способом, согласно «Повести временных лет», киевский князь Игорь казнил своих врагов.
Первый морозец схватил землю Древлянскую. Сохранил снежок, выпавший накануне. Раскисшая после осенних дождей земля стала твердой как камень. Дробно стучат по ней копыта моего Гнедка.
Спешу. Спешу туда, где так давно не был. Куда тянуло все эти годы. Туда, где, как я надеюсь, меня ждут.
Морозный ветерок холодит лицо. Ну и пусть себе. Всего не выстудит. Только бы быстрее добраться. Только бы быстрее.
И сердце стучит. Торопит. И я подгоняю коня. А вековые сосны проносятся мимо. И сладко мне от радостного ожидания. Еще немного. Вот за тем поворотом лесной дороги. Вот сейчас…
Сразу за опушкой дорога стала спускаться к реке. Здесь. На берегу было то место, к которому я так давно рвался.
Слава тебе, Даждьбоже. Добрался.
Весь [181] Микулы за те годы, что я не был тут, почти не изменилась. Только новая пристройка появилась, да еще Микула обнес подворье крепкими зубьями частокола.
Я было направил коня к крепким тесовым воротам, но на пути возникло неожиданное препятствие.
Большая рыжая собака кинулась мне навстречу, заходясь в злобном лае. Пришлось осадить коня.
181
Весь —
— Гавча! Гавча! — крикнул я собаке. — Ты чего? Неужто не признала?
— Это не Гавча, — встревоженный женский голос донесся из-за частокола. — Гавчу волки прошлой зимой задрали. Это дочка ее. А ты кто таков будешь? Пурга, — прикрикнул голос на собаку, — тише! Дай с путником поговорить.
Пурга замолчала. Села. И стала настороженно наблюдать за мной и конем. Гнедко скосил на нее глаз и презрительно фыркнул. На собаку, похоже, это не произвело сильного впечатления. Но на всякий случая она приподняла верхнюю губу, обнажив большие желтые клыки. Конь обиженно отвернулся.
— И ты, тетка Берисава, не признала меня?
— Кому и волчица тетка, — неприветливо проворчала ведьма. — Что-то не признаю. — Она все еще скрывалась за частоколом. — Ты чей будешь?
— Неужели я изменился так? Да ты посмотри, посмотри внимательно. — Я собрался сойти с коня да подойти к воротам, но Пурга угрожающе зарычала.
— Погоди. — Берисава, похоже, стала меня узнавать. — Ты не Светомысла-охотника сын? Того, у которого я страх по весне выливала?
— Нет, — разочарованно вздохнул я.
— Ладно. Не томи душу. Кто таков? Зачем пожаловал?
— Добрыня я. Добрыня.
Некоторое время за воротами было тихо. Потом скрипнул тяжелый засов, и я наконец увидел Берисаву.
— Пурга, нельзя. Свои это.
Собака перестала скалиться. Подошла к Гнедку. Потянула носом воздух, привыкая к незнакомому запаху. Пару раз вильнула хвостом.
— Свои, — повторила Берисава. — Экий ты стал, однако, — улыбнулась ведьма. — Не мудрено, что не признала тебя. Настоящий вьюнош. Слезай с коня-то. Дай обниму тебя, Добрынюшка. Да ты не пужайся. Собака не тронет.
— Я и не боюсь, — ответил я и сошел на землю.
Берисава и раньше казалась невысокой. А теперь, когда она по-матерински обняла меня, она и вовсе показалась маленькой. Или я вырос?
— Здрав буде, княжич. Ну-ка, нагнись, я тебя поцелую.
Я нагнулся и почуял на своей щеке ее губы.
— Здраве буде, тетка Берисава.
— Какая я тебе тетка? — возмутилась она. — Ты ко мне, словно к старушке какой. Зови, как мальчишкой звал. По имени.
— Так я же с уважением, — смутился я.
— Вот и уважишь, — прижалась она ко мне, словно молодица, и рассмеялась. — У-у, да я смотрю, у тебя уж бороденка лезет. — Отстранившись от меня, она провела ладошкой по моей щеке. — Ну-ка, дай-к а я тебя разгляжу. Хорош. Настоящий красавчик из тебя получился.
— Ладно тебе. — Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.
— Да ты не смущайся, — сказала Берисава. — Я же не во зло тебе. Не сглажу.
— Чего мне смущаться, — ответил я.
— Что ж мы тут? — всплеснула руками ведьма. — Во двор проходи. Коня вон туда, на конюшню, веди. Да не забудь его соломой обтереть. Видишь, потный он. Гнал-то зачем? Не ровен час, простудится.