Княжий остров
Шрифт:
Приземистые бараки белеют ровными рядами, у стен обрезки досок и кучи щепок. И ничем невозможно помочь несчастным пленным, не освободить. Охрана — почти батальон.
Быкова завели в темную камеру, звякнула дверь, и удалились шаги. Он потрогал дверь изнутри, и она чуть подалась, значит, не закрыли. Ждал. С плаца донеслась очередь автомата, резанул чей-то смертный крик, а потом затопали тысячи ног на ночлег… Все стихло. Егор ощупал бетонные стены, и стало жутко. Ноги холодил осклизлый бетон: ни нар, ни табурета. Только куча тряпья в углу и страшная вонь. Два метра на
За дверью послышались быстрые шаги, и трижды условно стукнули. Егор весь подобрался, шагнул через порог.
— Скорее, идем брать… Михась у казарм в засаде. Буду тебя вести мимо часовых, кидаемся разом. Держи финку.
— Не надо, я так.
— С голыми руками? Там один под два метра, откормленный, со спецконвоя из Берлина.
— Тем лучше, у него больше энергии покоя… Как только уберем и выведем штрафника, сразу беги к шестому бараку. Не забыл?
— При мне «даймон», все сделаю как надо, — он показал фонарик.
— Ключ от камеры?
— У того здоровенного немца.
— Веди…
Тусклые лампы едва освещали коридор. Егор шел впереди, заложив руки за спину, сжимая в кулаке буковую палочку. Учить-то его Кацумато учил, как ею пользоваться, но применять на живых людях не довелось. «Вдруг не выйдет? — засомневался он. — Надо было взять финку». Когда повернули за угол коридора и увидел часовых, весь напрягся пружиной. Пришли на память японские ритуальные слова самоконтроля и высшего взлета сознания. Тело мгновенно налилось свинцом, потом стало легким и послушным. Мелькнули в глазах сказочные цветные картинки, и настал миг… Он взлетел под потолок в прыжке и не сдержал боевого клича. Словно кот мявкнул, от страшного удара ботинком в голову хрястнули позвонки, немец щмякнулся о стену и тихо сполз по ней, а висок второго легко прошила буковая палочка-явара, как в тыкву вошла, с легким хрустом.
Егор мягко приземлился на носки, отпрянул и шумно выдохнул. Тщательно вытер явару о мундир фашиста.
— От это номер! — прохрипел чубатый, сжимая в руке ненужную финку. — Неужто обоих… насмерть?
— Обоих. Ключи, быстро, беги сигналь. — Он подхватил оба немецких автомата часовых, сорвал с их поясов запасные рожки и отомкнул дверь изолятора.
— Граф! Скорей, выходи!
— С кем имею честь…
— Привет от Лебедя!
— Так и знал… и тут от него не спрячешься, не даст покоя, — уловил Егор смешок из темноты.
В коридор ступил высокий моложавый блондин в рваном ватнике и полосатых арестантских штанах.
— Держи автомат, он на боевом взводе, только дави гашетку и лучше целься.
— Благодарствую-с. Вот из автоматов не довелось еще палить. — Он взглянул на убитых немцев и укоризненно покачал головой. — Бедный Ганс Штубе, так много кушал, и не помогло. Что дальше?
— Давай их в камеру затащим и дверь замкнем. Чтобы тебя разом не хватились. Сейчас начнется музыка.
Они выскочили к входным дверям. Егор осторожно взглянул на ближайшую вышку. Там тлела сигарета пулеметчика. В свете прожектора он был как на ладони.
Вдруг сигарета пропала… Егор напрягся, сунул ствол автомата в щель приоткрытой двери. За колючей
— Айда! — Быков дернул за рукав своего подопечного. — Пригнись и за мной на вышку, через первый ярус перекладин спрыгнем за колючку, ноги не поломай.
— Что ж, постараюсь.
Чубатый уже стаскивал пулемет с вышки, задышливо спросил:
— Что нам робить?
— Продержитесь минут пяток, уходите нашим путем.
— Есть! Счастливо, привет Москве!
Егор вдруг стал нервничать, уж больно медлительным показался хваленый Лебедевым разведчик. Наконец они спрыгнули, и Егор поднял низ второго ряда колючей проволоки.
— Скорее, подержишь с той стороны, ползи!
Фуфайка Окаемова зацепилась, и вырвало большой клок, забелел пук ваты. Быков скользнул следом. В лагере шел настоящий бой. По казарме короткими очередями бил МГ, из окон строчили автоматы и бухали винтовки. Только вспышки выстрелов разрезали сплошную темь. Прожектора все разбиты.
— Молодец, вологодский. Чисто сработал, — прохрипел на бегу Быков и тихо свистнул.
— Тута я, — отозвался где-то рядом Николай. — Чё, командир, дергаем?
— Ага…
— Ох, отвел я душеньку… Раскурились, гады, на посту.
Они ж в своих прожекторах, как куры на насесте, все видать. Одного не до смерти шлепнул, с пулемету шарахнул.
— Хорош болтать, бегом! Рацию не забудь.
— Сам знаю. Чё, всего однова и выручили?
— Хватит с нас.
В лагере били пулеметы по казарме уже со всех вышек. Из открытых бараков хлынули толпы заключенных, они смели охрану на воротах, лезли через колючую проволоку, темными потоками растекались в ночи. Многоголосый рев и крики команд пленных офицеров организовывали эту толпу и направляли.
Егор остановился на опушке леса и перевел дыхание. Пришла мысль, что все же Лебедев не прав, посылая его одного. Взвод парашютистов сейчас смог бы помочь восстанию в лагере, дольше продержать охрану в казарме. Но все равно кто-то спасется, убежит. Он повернулся к тяжело дышащему Окаемову и приказал:
— Держи меня под руку и не потеряйся, надо бежать сколь хватит сил.
— Покорнейше благодарю, я хоть истощал в их отеле, но резв на ноги. Да, братцы, не простят нам этой ночи. Весь лес вверх дном перевернут.
– Фашисты тоже не дураки, не пальцем деланные, — заверил его сержант. Он пыхтел сзади с рацией и все не мог угомониться. — Фри-и-цы, раскурились. Вот вам укорот и пришел. Ох, винтовочка, Егор! Я ить иее теперь сроду не брошу! Как швейная машинка строчит, и все в яблочко. Спасибо товарищу Токареву!
Вскоре все трое запалились и перешли на быстрый шаг. Егор двигался впереди, за ним едва поспевал Окаемов, замыкающим шел сержант. Быков изредка вскидывал руку к глазам и сверялся по светящейся стрелке компаса. Часа через три выбрались на торную дорогу. Она вилась на юго- восток, в глухие леса партизанских владений.