Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду
Шрифт:
И каждый раз во время этих наездов Лжедмитрий передавал через своих придворных богатые подарки для невесты. Потом самозванец откроется себе в том, что все его действия рождало опасение. Его причина была одна: как бы в час встречи с Мариной он не назвал её Ксенией. Образ русской девушки давно вытеснил из памяти лик польки, затмил его. Ещё Лжедмитрий хотел задобрить Марину и избавить её от страха, который, самозванец знал об этом доподлинно, прочно держался в ней после несчастья на Днепре. Там во время переправы перевернулся плот. В быстром течении реки погибло пятнадцать придворных вельмож и слуг Марины.
Щедрые подарки сыпались в эти дни из российской
Двухтысячный кортеж светских поляков и литовцев да около тысячи иезуитов москвитяне встречали возле Дорогомиловской заставы. Такая встреча не всем по душе пришлась. Один из польских спутников Марины в тот же день записал в дневнике: «Стоявшие шпале рами на пути драбанты Дмитрия были похожи на сброд гнусных бездельников. Они сдерживали своими бердышами толпу, среди которой виднелись татары, турки, грузины, персы и лопари, напоминавшие о соседстве ещё более диких стран».
Карета невесты была запряжена двенадцатью конями тигровой масти. Сама Марина сидела в карете во французском наряде, которым мечтала покорить всех русских придворных дам.
Лжедмитрий в эти минуты торжественного въезда поляков, переодетый в гвардейца, скрывался среди своих телохранителей и тайно проводил Марину до Воскресенского монастыря, где надлежало быть ей до коронования и венчания.
В эти дни забот и движения самозванец забыл о том, что предсказала ему ведунья Катерина. Лишь однажды, проезжая в Новодевичий монастырь и увидев её дом, он вздрогнул от воспоминания о том, что увидел в пламени факела. Да факел быстро погас перед взором, потому как жизнь сулила ему радость венчания с Мариной. Слова Катерины, как ему казалось, были брошены ею на ветер. Ничто не предвещало близкого и трагического конца.
Однако за три дня до свадьбы, уже к вечеру, в царские покои пришёл князь Василий Рубец-Мосальский. Он вместе с князем Михаилом Нагих встречал Марину Мнишек ещё в Лубно. А потом мчал впереди, всюду устраивая приятное следование будущей царице. И на её пути было построено несколько сотен мостиков и с десяток настоящих мостов. Князь не пожалел ни денег, ни плетей, понуждая окрестных мужиков ладить путь. Как-никак сопровождал невесту племянника своего хорошего друга князя Нагих.
Князь Рубец-Мосальский был единственным человеком из окружения Лжедмитрия, кому тот доверял свои тайные дела. Судьба свела их ещё в Путивле. Там князь Василий, после того как сверг воеводу Михаила Салтыкова и подурачился, назвав себя царевичем из рода Рюриковичей, распахнул перед Лжедмитрием ворота, встретил его хлебом-солью, повинился за свою дурь и стал преданно служить «законному государю».
Лжедмитрий по достоинству оценил преданность князя. В Москве он повелел вернуть Мосальскому, ввергнутому в опалу Борисом Годуновым, всё имущество, подворье в Белом городе, вотчины под Калугой. Он сделал князя окольничим, а потом и конюшим.
И вот подтолкнула же нечистая сила князя Василия возникнуть перед самой свадьбой во дворце и рассказать самозванцу новости о Катерине.
— Государь-батюшка, да слышал ли ты, что ноне народ на Красной площади требовал? Он кричал, чтобы бабу Катерину патриарх причислил к лику святых. Да будто бы она с архангелами над Москвой летала и кропила её святой водой, дабы никогда не горела.
И по мере того, как князь Василий рассказывал, царь становился всё бледнее. В глазах у него вспыхнул ужас, он с панической
— Сатанинское число! — закричал с безумием в голосе, с искажённым до неузнаваемости лицом Лжедмитрий. Он подбежал к князю Василию, схватил его за грудь и стал трясти и повторять: — Тринадцать! Тринадцать! Ты пробудил сатанинское число! — Он с силой оттолкнул от себя ничего не понимающего князя, тот упал на пол. Лжедмитрий встал над ним и, чуть ли не тыкая длинной рукой ему в лицо, истерично кричал: — О, это число моя погибель! Но и ты умрёшь вместе со мной, если за тринадцать дней не убьёшь Катерину!
Князь Василий наконец встал.
— Опомнись, государь! В чём винишь раба своего? — без страха спросил князь. — Целую крест и призываю в защиту Всевышнего, что я чист перед тобой, аки агнец!
Лжедмитрий сник, ссутулился, лицо сделалось старческим, безобразным. Он едва добрался до тронного кресла, опустился в него, молча и тяжело дыша, сидел минуту-другую, потом тихо сказал:
— Прости своего государя, княже, стихия нашла.
— Государь волен гневаться. Нам же Бог велел терпеть.
— Подойти ко мне, сядь рядом, — позвал Лжедмитрий Василия.
— Напугал ты меня, государь. Я и сам боюсь этого сатанинского числа, — сев напротив Лжедмитрия, сказал Рубец-Мосальский.
— Поведай же, что ты там во граде увидел? — всё тем же тихим голосом попросил самозванец.
— Так ведь худое всюду зрел. Давно ли первопрестольную покинул в благости, а ноне — котёл с варом. Да с такой затаённой злостью смотрели московиты на твою невесту, будто голодные псы на кошку.
— Сие зависть их обуяла. Да больше боярынь, дворянок да купчих. Оно так. Я не пожалел нарядов для Марины. Одно платье на ней стоит тридцать тысяч рублей, да повязка, накрывающая волосы — семьдесят тысяч. Что ж с того! Сие достойно царя всея Руси! И пусть знает мир, что я сказочно богат.
— Однако не упрекни, государь, за дерзкий намёк: ты дразнишь медведя. Мне твоя щедрость понятна. Но россияне не транжиры. Сие помни. Да и поляков, иезуитов они не чтут.
— Всё зло от бояр да от дворян именитых, они — медвежьи головы. — Лжедмитрий подался вперёд и стал говорить шёпотом: — Да помнишь ли ты, княже, как мой батюшка свет Иван Васильевич живота лишил сто заговорщиков на Поганой луже да двести в тот же день в Сибирь отправил?
— Я-то помню, а ты всё слухом принял. Да было сие на Проклов день. Все москвитяне повелением царя на Поганую лужу пришли. А там — костры, котлы с варом, шибеницы, дыбы — всё как у хорошего хозяина на подворье. И первым распяли за дерзкое слово думного дьяка Михайлу Висковатого. Каяться не хотел, вот и распял его великий государь. А ведь умница был Миша и смел, аки лев. Истинный россиянин, царство ему небесное.
— Что же ты моего батюшку не хвалишь? — спросил Лжедмитрий.
Но князь Василий будто и не слышал вопроса, о своём продолжал:
— День тогда дюже славный был. Прокловы росы уже выпали. Лекарки травы целебные собирали врачевания для, росу сливали с лепестков от призора и сглазу. — И как-то без лишних слов князь снова огорошил самозванца: — Ты уж прости, государь, не по-христиански твой батюшка в тот день поступил и кровь пролил детей своих. И тебе не след той дорогой идти.
— Коль знаешь верную дорогу — говори. Все грехи на свою душу приму, потому как Бог простит своего наместника на земле.