Ко времени моих слёз
Шрифт:
– Кто?
– Не знаю, они могут внедриться в любого… человека.
– Кто – они? Конкретно?
Арсений Васильевич поморщился, вытер лоб салфеткой. В глазах его зажглась и погасла искра тоски.
– Вы не поверите… да это и не важно. Больше я ничего не могу сказать. Честное слово.
– Не можете или не хотите?
– Не могу… и не хочу! Достаточно того, что у них на прицеле мои…
– Кто? – не дождался продолжения Максим.
– Мои дети, – глухо ответил Гольцов. – Не хочу вовлекать в этот водоворот еще кого-нибудь. –
Разин и Штирлиц снова переглянулись.
– Вы напрасно так… – начал Герман Людвигович.
– Уходим, – поднялся Максим. – На всякий случай я оставлю вам номер своего сотового. Захотите что-нибудь сообщить – позвоните. И хорошо бы это случилось до того, как произойдет какое-нибудь нехорошее событие. До свидания.
Оба вышли.
Дверь за ними закрылась.
– Мы могли бы надавить, и он бы раскололся, – неуверенно проговорил Штирлиц.
– Вряд ли, – качнул головой Максим. – Их он боится больше, чем нас.
– Кого – их?
– Знал бы – действовал бы иначе. Ладно, пошли к ребятам, посовещаемся. – Максим включил рацию. – Кузьмич, серая «клюква» еще здесь?
– Переехала с места на место, но пока торчит во дворе.
Максим посмотрел на капитана:
– Что, если поработать по максимуму?
– Взять «языка»? – догадался Райхман. – Я давно об этом думаю. Одним ударом прихлопнем двух мух и решим проблему. То бишь выясним, кто пасет клиента. Вот только одобрит ли идею начальство?
– Будет результат – одобрит. Победителей не судят.
– Еще как судят. Но я «за».
– Кузьмич, берем тех, кто в «клюкве». Мы начинаем, вы поддержите.
– Наконец-то! – обрадовался лейтенант. – Сделаем в лучшем виде, командир.
Максим и Штирлиц вышли из подъезда, не торопясь, двинулись по двору. Максим сунул в рот сигарету, похлопал по карманам, попросил зажигалку у спутника.
– Нету, – развел тот руками, – не курю и не ношу.
Максим пошарил глазами по двору, подошел к серой «Ладе»-«семидесятке», приткнувшейся к мусорным бакам. Наклонился к щели водительского стекла:
– Друг, дай прикурить.
Стекло опустилось ниже, появилась рука с зажигалкой.
Максим дернул эту руку к себе, и водитель с маху врезался головой в раму дверцы.
В то же мгновение рядом с машиной возникли еще трое мужчин: Кузьмич, Писатель и Штирлиц, рванули на себя дверцы и выволокли двоих пассажиров на асфальт двора. Один из них пытался достать пистолет из-за пазухи, но был безжалостно вырублен Кузьмичом ребром ладони по шее.
– Не хулигань! – выдохнул лейтенант, вынимая из ослабевшей ладони парня тяжелый «вальтер» с глушителем. – Мы так не договаривались.
– Смотрите-ка, что у этого! – пробормотал Штирлиц, доставая из кармана спортивной куртки своего подопечного необычной формы и цвета – ярко-желтого – пистолет.
– Тазер, – хмыкнул Максим, беря в руки электрошокер. – Бельгийского производства, тип Х-26. Сто тысяч
Чекисты переглянулись.
– Такие пушки обыкновенные бандиты не носят, – выразил общее мнение Писатель. – Это контор а.
– Наша?
– А фиг его знает! На морде же не написано.
– Вот сейчас и выясним.
– Мы с Кузьмичом в кабину, вместе с этим. – Максим указал на задержанного Штирлицем пассажира «семидесятки», не произнесшего ни слова с момента захвата. – Гена, присмотри за водилой, чтобы не очухался и не устроил гонки по вертикали. Герман, покарауль второго. Иван Дрожжевич, как обстановка?
– Тихо, – ответил не принимавший участия в захвате Шаман.
– Понаблюдай за двором.
– Хорошо.
Максим затолкал пленника с тазером на заднее сиденье, сел сам. С другой стороны уселся Кузьмич. Потерявшего сознание парня с «вальтером» обыскали, усадили рядом с таким же снулым водителем.
Оценка, данная всем пассажирам «семидесятки» еще Кузьмичом, была близка к истине. Все они если и не были бомжами, то принадлежали к типу «деклассированных элементов», или, иначе говоря, к типу шпаны, одетой кто во что горазд. К примеру, на втиснутом между Максимом и Кузьмичом молодом человеке с небритой физиономией были спортивные штаны, видавшая виды серая курточка и бейсболка. Не считая старых кроссовок. На водителе красовался растянутый пузырчатый джемпер, а парень рядом с ним и вовсе носил зимнее полупальто под каракуль на штопаной футболке неопределенного цвета. Интеллигентами назвать всех троих было трудно. Тем не менее вооружены они были неслабо, и это наводило на размышления. Вполне могло быть, что костюмы парней принадлежали к разряду оперативного камуфляжа.
– Проверь документы водилы, – посмотрел на Писателя Максим.
Тот повозился над парнем, покачал головой:
– Ничего, только сигареты.
Максим повернул голову к пленнику. На вид парню было лет двадцать семь – двадцать восемь, если не учитывать эффекта старения, который дает щетина на щеках и неухоженность всего тела, подчеркиваемая специфическим запахом пота.
– Будет лучше, если ты сразу скажешь, на кого работаешь. Сам понимаешь, мы здесь люди не случайные, представляем спецслужбу. Судя по вашему арсеналу, вы тоже не лыком шиты, во всяком случае не простые домушники, следящие за клиентом, чтобы ограбить его квартиру.
Пленник молчал, низко опустив голову.
– Кивни, что слышал вопрос.
Молчание.
Максим и Кузьмич переглянулись.
– Не церемонься ты с ним, – посоветовал лейтенант. – Давай я пощекочу его ножичком. Или испытаю на нем его же электрошокер. Сразу заговорит.
Максим наклонился к уху пленника:
– Если ты из контор ы – кивни, мы поймем. Если нет, говори, кто вы, зачем следите за Гольцовым и что намереваетесь делать дальше.
Сквозь стиснутые зубы пленника вырвался тихий возглас.