Кодекс ведьмы
Шрифт:
Дух поэзии улетучился со страниц брахман.
***
Времена брахман, великолепные (с первого взгляда), когда ритуалы были отточены и доведены до блеска, несли в себе будущее зерно разрушения.
Так бывает с любым делом, ведь есть суть - внутреннее, и есть оболочка - внешнее. Дело живет, пока жива суть, внешние оболочки могут меняться, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Но как только начинают трепетно сберегать оболочки, не допуская ни малейших отклонений (чаще всего искренне считая, что только так можно сохранить дело) внешнее неизбежно окостеневает. А суть испаряется, гибнет,
Но, покинув мертвую скорлупу, стихи начинают рождаться в новом месте, им нет преград, нет расстояний.
Во времена брахман не разрешалось задавать вопросы, зачем делать это, а зачем то. Жрецы говорили: "так надо!", - потому что написано в священных книгах, и делается по разрешению богов. А что знают боги, известно только им, жрецам, посвященным в тайные знания.
На самом же деле жрецам просто кушать хотелось. Вот они и стали посредниками между человеком и небом, дорогую плату взимая за свои услуги. Так петух может считать, что без его утреннего крика солнце не встанет. А оно встает - ведь петушиное пение на заре всего лишь приветствует светило, а не управляет им.
Боги же терпеть не могут скуки и однообразия. И им важнее сердцевина.
И, неизбежно, наступили времена бунта. Времена упанишад.
Потому что когда людям ничего не объясняют, а говорят "так надо!", все громче в ответ люди начинают спрашивать: "А почему так надо?" И горе тому, у кого нет ясного и понятного ответа на этот простой вопрос.
Человек, живущий по закону вед, должен об этом помнить.
***
"Veda mаso dhrtavrato dvadasa prajavatah\ veda upajayate".
Глава двенадцатая
ОДИН ЦВЕТОК ДРАКОНА
Пришла весна.
Младший сын стал частенько приплакивать, капризничать. То ли зубы очередные резались, то ли животик болел.
Да и я чувствовала себя не очень хорошо. Может быть, и это сказывалось на капризах сына.
***
Ревностные почитатели наставника выяснили, что скоро у него будет день рождения. Все эти узнавания были обставлены таинственностью и секретностью, хотя я предлагала прямо спросить у девушки, с которой спит наставник, когда у него праздник, уж она-то должна знать. (Очень редко, но она появлялась на наших занятиях).
Но, видимо, такой способ был слишком простым и скучным, избрали более извилистую и потому приятную сердцу тропу осторожных расспросов людей из-за Реки. (Чтобы наставник не узнал и раньше времени не обрадовался. Или, наоборот, не расстроился: ведь по его же собственным словам дни рождения - это столбы, отмечающие путешествие прямиком в могилу).
Потом, после одного из занятий долго сообща думали, чтобы ему такое подарить. Такое же необычное и великолепное, как он сам.
Купили суму для странников. Хорошую, вместительную.
Я подумала, что день рождения - прекрасный повод, чтобы попытаться сделать шаг ко взаимопониманию, о котором так любит говорить наставник. И решила добавить к общему подарку свой собственный.
В голову другому человеку сложно заглянуть, но мы состоим и из того, что прочли и приняли.
Чтобы было понятно, какие знания и представления есть у меня в голове, в том числе и о землях, откуда принес нам учение наставник, я подарила ему свою любимую книгу.
Книгу, рассказывающую о том, как в мире Желтой пыли стали происходить странные происшествия, расследовать которые выпало судье Бао по прозвищу Драконова Печать, приятелю мага-даоса Ланя Даосина, занятого выплавкой киноварной пилюли бессмертия.
О том мире, где изувеченный повар монастыря, изучающего боевые искусства, не расстается с загадочным диском. О мире, где сбежала из кругов ада черно-бурая лисица с девятью хвостами, а Маленький Архат, искусный игрок на флейте, распознал в безобидном монастырском послушнике с детским именем опытного, матерого лазутчика.
Я всегда перечитываю эту книгу, когда мне плохо по-взрослому: то есть когда нужно делать свое дело во чтобы-то ни стало. Делать бесстрастно, не радуясь победам и не огорчаясь при поражениях, потому что нужны все силы выполнить то, что надо выполнить и нельзя расходовать их на пустое.
И обязательно надо вернуться, как возвращаются лазутчики жизни, нельзя перегореть, нельзя оказаться бессильной и устраниться.
(А когда мне плохо по-детски, то есть совсем плохо, беспросветно, земля и небо меняются местами, и вокруг звенит пустота, тогда я достаю другие книжки, сказки про одно хвостатое семейство, которое жило на берегу северного моря в прекрасном доме, немножко похожем на круглую печку. Семейство, где любят путешествовать и принимать гостей, где не боятся наводнения и прилета кометы. Где все вокруг непохоже на то, что меня окружает - и все равно близкое и родное. Я открываю страницу, читаю: "Небо было почти черным, а снег при свете луны - ярко голубым. Под ледяным покровом неподвижно спало море, а глубоко в земле, среди древесных корней, всем мелким зверюшкам и насекомым снилась весна...
– и мой мир возвращается, пустота отступает.)
Первая книга в подарке давала представление о моем мире, о моих учителях. Вторая же книга, моя, - знакомила со мной. Это была сказка для взрослых о том, как потянулись друг к другу два одиноких человека, как были разлучены, но не нашлось во Вселенной силы, которая смогла им помешать вспомнить, что они любят друг друга и им хорошо вместе.
Я не люблю дарить свои книги, тем более эту, - люди все разные и пути к книгам тоже разные.
Но это не был подарок в прямом смысле этого слова - это было продолжение разговора без слов.
Я говорила наставнику, чтобы он не боялся меня: я его не обижу, не покусаю. Я ведьма.
Я говорила наставнику, чтобы не обольщался даже самую малость: как мужчина он мне не интересен, не дождаться ему от меня таких любовных посланий, к каким я привыкла, пожалуйста, образец прилагается. Пусть сравнит сам, какие слова я подбираю, когда пишу ему, раз за разом пытаясь достучаться до его Расширенного Сознания и объяснить, что у меня другое мировоззрение, и как выглядят мои обычные письма. Я счастлива и любима, потому что несчастные люди такие книги не создают, она вся пронизана счастьем и страстью. Я ведьма.