Кое-что об архимагах
Шрифт:
Остановились они в тылу крупной группы людей и ввинтились в их строй. Аркадия приподняла бровь – мол, начинай, мне любопытно. Фил подмигнул в ответ и громко произнес.
– Говорят, мясо монстра – волшебное! Мне тятька сказал!
– Да ты что! – убедительно ахнула Аркадия.
– Пошли дальше, – шепнул Фил и продвинулся дальше в толпу.
– Если съешь кусочек мяса чудовища, станешь сильным-сильным!
– Да ты что!
…
– … стоять будет до самого рассвета!
– Да ты что!
….
– Морщины пропадут!
– Да ты что!
…
– За один кусок торговцы золотой обещали!
– Да
…
– Если выпьешь отвар, сваренный в полную луну, да пролаешь с рассветом с крыльца, сразу десяток лет скинешь!
– Да ты что!
Вместе с передвижением детей, волна самых разных слухов проносилась по толпе. Поначалу люди усмехались байкам, услышав повторно – задумывались, узнав подробности приготовления волшебного мяса – загорались надеждой на вечную жизнь, молодость, силу и мудрость.
Понемногу люди стали расходиться по деревеньке, открещиваясь важными делами, по пути прихватывая крупные куски. Завидев такое, вся толпа хлынула на улицу, пытаясь урвать себе кусочек счастья и богатства. Со сворами и азартной толкотней, все следы былого буйства исчезли в жадных руках местного населения.
Фил с удовольствием и превосходством смотрел на сотворенное им.
– А они не отравятся? – скептически спросила Аркадия.
– Не-а, – протянул парень, указывая на Пирата, обедавшего в тени забора.
Храброго кота прогнали с огромной части поверженной твари, но что-то он умудрился унести с собой и сейчас азартно чавкал над спасенным кусочком.
– А если мясо действительно окажется с магической составляющей?
– Тогда деревню ожидают чудные времена.
– Кажется, они уже настали. Три дня назад.
Фил пропустил последнюю фразу мимо ушей, с интересом и по-новому присматриваясь к коту. Новая идея, подсказанная девочкой, захватила его. В конце концов, арбалет надо было как-то вернуть, так почему бы не натравить на магического пса магического же кота?
– Господин Пират, нас ждут великие дела! – Фил спрыгнул вниз и ловко подхватил не успевшее сбежать животное. Кот жалобно мяукнул, посмотрев на не съеденный остаток, затем обратил внимание на настрой мальчика и заорал совсем уж обреченно.
– Только не рыбачьте! – донеслось со спины.
– Рыбачить – прошлый век! Правильные коты должны летать!
Пират в очередной раз разбавил пасторальную тишину жалобным мявом.
Жизнь человека – словно нить, вплетенная в полотно мира. У кого-то эта нить из шелка, иным достается грубая пряжа. Пересечения нитей определяют встречи. Нити, ведущие путь рядом – близких людей. События, радостные и горькие, рождают на протяжении нити прихотливые узелки, мириады которых придают полотну объем и глубину. Иногда узлы оказываются слишком сильно затянуты, отчего нить лопается, порою наоборот – достаточно сильного рывка, чтобы многие хитросвитые узелки распрямились и не портили совершенство прямой.
Жизнь Энруна – старого хозяина конной подводы, встретившего и уже забывшего странных детишек на лесной дороге – сплошь состояла из узелков – иначе быть не может с тем, чей взгляд прозван дурным с самого детства. В ту пору, к слову, совершенно незаслуженно. Виновен же он был в лишь том, что родился сыном деревенской ведьмы. Отца своего не знал, мать же только грустно улыбалась на все расспросы и легко переводила разговор на другую тему – для ее таланта это было совершенным пустяком. По словам
Жили они хорошо – теплый дом на самой окраине поселения, выстроенный общиной, казался огромным и очень уютным. Ведьма же использовала свои таланты, выплачивая цену за дом лечением людей и скотины, настоями и предсказаниями погоды. Роды принимать ей не давали – на то был храм в селе со слабым, но каким-никаким храмовником.
Умные люди ведьму уважали и кланялись, если встречали на улице. Остальные тоже кланялись, но из страха – стоило ведьме скрыться за поворотом, осеняли себя оберегающим знаком и добавляли к нему крепкое словцо. Иные же люто ненавидели, сжигая в яркой эмоции собственные страхи и трусость, обвиняли ведьму во всех своих несчастьях, бедах и нашептывали храмовнику сжечь ее, пока не поздно. Храмовник с решением не спешил, прекрасно понимая всю пользу от женщины с длинными волосами цвета вороньего крыла.
При рождении Энруну достался цвет волос матери, впрочем, довольно быстро сменивший расцветку на раннюю седину – слишком много всего довелось увидеть мальчику.
К ведьме бежали во время болезней, но чаще всего – в самый последний момент. Опасаясь за свои души, люди теряли жизни. Винили же во всякой смерти ведьму. Так вышло и в этот раз – за ведьмой послали в последние секунды. Нить жизни младшего из шести сыновей кузнеца готовилась оборваться – тело лихорадило, крупные гранулы холодного пота выступили на бледной коже. Тонкий звон оборванной нити раздался, когда ведьма вошла на порог. Единственное, что могла она сделать – закрыть мальчику глаза и удалиться. В глазах изрядно подпивших родичей, выглядело это совсем иначе – словно грязная колдунья пришла и забрала жизнь и душу их брата и сына.
В ту ночь на окраине деревни было ярко – огненное зарево моментально сожрало сухие связки соломы, принесенные безутешными родичами, и принялось за дом. Двери заведомо подперли бревном, ставни заколотили. Полукругом стояли люди, опираясь на древки вил, удерживая в руках дреколья – многие пришли поквитаться с ведьмой за все темное – за неурядицы в доме, свою неладную судьбу и увядшую красоту.
Позади толпы, прячась за деревьями, стоял Энрун. Ума мальчишке хватило, чтобы не показываться лютой толпе на глаза, а по рассвету, когда закончились слезы в глазах, бежать в храм – просить защиты. Храмовник его впустил, а позже – запретил сельским поднимать на него руку. Стала ли жизнь детеныша ведьмы от этого легче?
С той поры в жизни села пошли беды, одна за другой – неурожаи, болезни, непогодица, повышение налога. Одни говорили – проклятье на селе, другие полагали, что без предсказания погоды сложно вести хозяйство, а без хорошего лекаря и настоек – выстоять на ногах. Некоторые пытались покончить с ведьминым выкормышем, полагая его источником всех бед. Энрун пытался выжить, не выделяться, не смотреть на людей, замкнуться в своем маленьком мирке, но внешний мир не отпускал из тисков горя.
Уже после, через три десятка лет, на деревню легла тень безумия нового барона, выразившаяся в новых поборах, отрядах солдат, что забирали людей из домов, обещая вернуть через сезон. Через сезон вернулись только солдаты – за новыми людьми. Деревня собралась на общий сход, покидала на телеги, закинула на свои горбы пожитки, и двинулась в путь, к новой жизни.