Кофе готов, милорд
Шрифт:
– Вот, что я тебе скажу, змейка, – очнулась бабка, завороженно проговаривающая про себя внезапно полезший из моего подсознания сленг и запоминающая новые слова. – Надобно тебе пошукать в этом столичном архиве по наводочке, заодно поспрашать, что говорят о пропаже нашей. Мы люди маленькие, зависимые от воли госпожи графини, оттого и суетимся, страхом глаза застилаючи. А там люди вольные, свободные, ничем графьям нашим не обязанные, так что, может, чего полезного и нам неизвестного сболтнут.
Ну, вот оно и свершилось. Вот оно и подкралось незаметно. И опять, главное, ко мне, будто я тут крайняя. Не надо было этот конверт трогать,
– Баб Мик, а давайте вас командируем? Прикинетесь божьим одуванчиком, глаза им отведете своей модной юбкой и прошмыгнете в архив, а? Там глазки архивариусу построите, он вам все секреты выболтает, а мы вас к награде представим, звезду героя дадим. Что думаете?
– Что голубцы у вас порченные, – отодвинулась от меня бабка, настороженно глядя на меня. – Ты что ж, с ниндзей какой меня перепутала? Куда мне при моем радикулите по архивариусам-то скакать?
– С кем перепутала? – заинтересованная Берта перестала возмущенно раздуваться от подозрений, перепавших её голубцам.
– С ниндзей, сиречь бесом воинственным. Мне как-то ещё мой дедушка сказки сказывал, что далеко за окияном люди живут в халатах, кланяются низко, а чуть что не ихнему – мечи свои узкие другим людям в животы вонзают. И до того они поднаторели в этом, что ежели собою недовольны, руки сами к оружию тянутся. Вроде, и простил бы себя за пьянку али за драку некрасивую, а из пуза уже рукоять торчит.
– Свят-свят-свят, – прижала руки к сердцу повариха.
– Сталбыть, договорились? Вы молодые, вам по столице гулять и гулять, а я тут в засаде сяду.
– Угу, в кустах под окнами лорда-советника, – тупо кивнула я.
– Ох, дурная ты девка, дурная. Зима на дворе, кусты голые, что твоя задница в бане, а тебе лишь бы взрослого человека тылом в сугроб ледяной пристроить. В приемной у них засяду, будут челюсть мою вставную искать. И покуда не найдут – с места не сдвинусь.
– Если нынче хоть один полноценный сугроб с неба нападает, мы вам золотую челюсть подарим, Микардия, – не выдержал дворецкий. – Но разве вы не понимаете, что засада должна быть совершенно секретная, чтобы никто вас не раскусил? И садиться в неё надо там, где никто не догадается. А что может быть более неожиданным, чем ваш собственный дом? – и подхватив внимающую бабульку под локоток, повёл её к выходу.
– Не серчай на неё, деточка, не со зла она. Скучно старушке, детей нет, внуков и подавно, вот и развлекается бесплатно, – перемена блюд прошла незаметно и опустевшую тарелку сменила вазочка с печеньем.
– Не бесплатно, а за наш счёт. Когда ты всё готовить успеваешь? Одна же пурхаешься.
– Дык кто бы меня на кухню вашу взял, если бы я проворной не была? Сначала три года на полевой кухне, муж мой в пехоте служил, на учения они ездили долгие. Меня с собой разрешили взять, многим разрешали баб своих брать, не война же. Мы в палаточном гарнизоне жили, как военный городок, только условия похуже и посуровее. Потом по харчевням разным, потом училась много, а потом только графу на кухню. Так что эти наши игры в рестораны – ерунда. Даже если столы удвоить, всё одно справлюсь. Умеючи надо за дело браться, и никак иначе. К тому же, девки мне много помогают.
– Не скажу, что эта бабка гениальна, но мыслит
Ох, блин. Это так я избежала фронта, да?
– Ты же не хотела воевать? – вторя моим мыслям, ехидно усмехнулся гаденыш. – Значит, будешь разматывать крысиный клубок, пока некий крысиный король не откусил нам головы.
– Не хочу, – иррационально и по-детски закусила губу я. С детства боялась любых конфликтов, старалась избегать драк, боли и ругани. Понимаю, что сейчас никак по-другому, но страшно-то как!
– Или мы их, или они нас. Ни за что не поверю, что твой бизнес обходился без оскалов и сражений, – прошептал мне на ухо юноша так, чтобы отвлекшиеся слуги не услышали. – Справлялась же? Если мужа не было, значит, сама всё преодолевала. Просто обманывала себя, что это не по-настоящему, это цивилизованно и всегда есть надежда на закон. Но, знаешь, когда дело доходит до денег, ни один закон ни в одном мире не сможет сдержать людскую жадность, злобу и желание отнять чужое. Только мы сами можем защитить то, что нам дорого, потому что деньги – это инструмент для сохранения настоящих ценностей.
Черт возьми… Свои первые доходы с открытой кофейни я потратила на лечение. Здоровье было так дорого, что я не раздумывая влила кругленькую сумму на его поправку. Моя квартира, машина, памятники родителям, нужные и дорогие подарки своим сотрудникам, анонимные пожертвования в приюты для животных – все это было для того, чтобы чувствовать себя человеком. Для того, чтобы радовать себя и других, помогать тем, кому это срочно необходимо. Потому что тот, кто говорит, что не в деньгах счастье, просто не знает, сколько стоит то, что делает нас счастливыми. И да, я всегда встречала трудности в лоб, не воспринимая их как поле боя, а как очередную задачу, которую нужно решить, даже если эта задача – вышвырнуть пьяных посетителей в восемь утра, потребовать положенные мне льготы для выплаты налогов или обличить жулика, пытающегося продать некачественный товар.
Кажется, новой задачи мне не избежать, и пора принимать решение: выступить ли против заговорщиков или трусливо спрятаться под одеяло. Страшно? Еще бы. Особенно за этих квохчущих людей, обнаруживших пойманную в мышеловку мышь под порогом. Но если мы ничего не предпримем, то опасный механизм защелкнется уже над нами, сломав наши шеи.
Вряд ли тот, кто стоит во главе произвола, разом передумает меня убивать. А свою жизнь и жизни моих людей я ценю слишком высоко, чтобы ими разбрасываться. Мы еще повоюем.
– Вижу, кто-то объявил войну подонкам, – улыбнулся подросток. – Мне уже боязно за их шкуры, но пригаси пламя, сначала тактическая разведка.
– Кстати, – очнулась я. – Что ты там написал, уникум?
– Не-не-не, ничего, – бумага с надписью «Завещание» исчезла со стола раньше, чем я успела её перехватить. – Это просто коварный план, как сбить с толку врагов и преследователей, если вдруг они сюда проберутся.
– Дай сюда, пока не стукнула! – преодолевая чужое сопротивление, я извернулась и отобрала фальшивку. – Не доводи до греха!