Кофе и полынь
Шрифт:
Пожалуй, сложней всего оказалось направлять разговор в нужное русло, потому что собеседниц было слишком много… но, с другой стороны, стоило только задать вопрос, и ответы сыпались со всех сторон, ибо каждая леди стремилась прослыть самой осведомлённой.
– Знаете, я заметила, что здесь так тихо. А ведь курительная комната недалеко! – удивилась я вслух, до того похвалив изысканный оттенок обивки дивана, изумрудный с легчайшим красноватым отливом. – Не могла не обратить на это внимания, ведь в кофейне всегда довольно шумно.
– Ах, вы совершенно правы! Стены тут, вероятно, даже толще, чем в нашем старом замке на берегу Банна! – тут же воскликнула леди Уоррингтон.
– Осмелюсь заметить, что в полный голос, разумеется, мы не кричали.
– Дорогая Лилиан, разве же в этом дело! А вспомните, как однажды джентльмены в курительной комнате решили посоревноваться в меткости и велели принести два револьвера…
«Значит, если в графа Ллойда и впрямь стреляли, звук могли и не услышать», – отметила я про себя.
Чем дальше, тем оживлённее становилась беседа. Изрядно рискнув, я затронула несколько забавных случаев, имевших место в «Старом гнезде», и меня тут же попытались уверить, что здесь, в клубе, тоже отнюдь не скучно! О благотворительности мы так и не поговорили. Зато я узнала, например, что в прошлом году на кухне был пожар; что дворецкий, мистер Гибсон, носит траурный перстень-печатку с женским профилем; летом один из лакеев был уличён в шпионаже на Алманию, причём раскрыл его лично председатель, сэр Уильям Грэнвилль; что в бесконечных подвалах под особняком обитает безголовый призрак, джентльмен в одеждах времён Маргариты Первой, Королевы-Невесты; что дважды клуб посещала Рыжая Герцогиня; что в галерее за курительной комнатой древних эльдийских скульптур больше, чем в Королевском музее; что среди картин в морской гостиной есть одна с подлинным изображением «Потерянного Корвина», якобы написанная с натуры… Сперва леди Чиртон помогала мне, как могла, но затем поняла, что этого не требуется, и оставшееся время провела за тихим разговором со своей приятельницей, пожилой леди, занятой рукоделием.
Когда же чаепитие подошло к концу, белокурая леди с чахоточным румянцем – имя у неё точно было марсовийское, и снова оно не задержалось в памяти, хотя и прозвучало по меньшей мере дважды – предложила пройтись по клубу и взглянуть на те места, о которых мы говорили.
– Быть может, мы даже встретим призрака, – махнула она веером кокетливо, глядя на меня поверх пластин, расписанных павлинами и экзотическими цветами. – Вы не боитесь призраков, леди Виржиния?
– Напротив, горю желанием увидеть хотя бы одного, – откликнулась я, хотя на самом деле предпочла бы небольшую паузу наедине с тетрадью, чтобы записать всё услышанное и не забыть какую-нибудь важную деталь. – К слову, несколько лет назад на ежегодном приёме в замке у герцогини Дагвортской был спиритический сеанс. И, вообразите, медиум по имени Белая Голова сумела вызвать самого настоящего призрака! Слышали ли вы об этом?
– Ах, нет! И что же, он и впрямь явился?..
Беседуя так, мы прогулялись по галерее, рассматривая эльдийские скульптуры, затем направились к морской гостиной – там, к слову, действительно пахло солёной водой, а картина словно бы немного двигалась. Нас сопровождали две горничные, одна из которых несла корзину с собачкой леди Уоррингтон.
А потом пришло время спуститься в подвалы.
О, они действительно производили грандиозное впечатление!
Три подземных этажа, не меньше, а может, и больше – не завидую Эллису, ведь ему надо было обыскать их все в поисках пропавшего графа. Туда, где лежали припасы, мы, конечно, не ходили; но
«Святые Небеса, ещё глубже! – ужаснулась я невольно. – Мы точно спускаемся в склеп».
В зале царил полумрак, несмотря на модное электрическое освещение – ламп явно не хватало; сильно пахло алкоголем, старым деревом и ещё отчего-то пылью, хотя каменные полы были вымыты так чисто, что сверкали, подобно зеркалам… Звук наших шагов гулко отдавался под сводчатыми потолками и причудливо искажался. Сперва мы продолжали перешучиваться и вспоминать всякие мистические происшествия, как в комнате для чаепития до того, но затем отчего-то стало неловко.
Я невольно перешла на шёпот, а затем и вовсе умолкла.
Ряды бочек справа и слева высились прямо до потолка, напоминая надгробия. Тёмное дерево, светлое дерево, плоские крышки, выпуклые бока… Иногда в стенах попадались ниши, в которых прятались небольшие скульптуры, обычно изображающие дев с молитвенно сложенными руками. От этого ощущение, что мы в некоем колоссальном некрополе, усиливалось многократно. Посередине зала стояла огромная бочка – верней, умом я понимала, какая она большая, но на фоне сумрачных пространств размеры как-то скрадывались, преуменьшались. За ней стояла другая бочка, поменьше, уже без помпезного постамента, и ещё, и ещё, а последняя подставка выразительно пустовала.
«Наверное, именно эта бочка и лопнула», – подумалось вдруг.
Леди Уоррингтон начала было рассказывать о том, что, согласно уставу клуба, виски выдерживается не менее тридцати пяти лет, и как раз через четыре года должен подойти срок, но тут проснулась в корзине прелестная малютка Друмми и опять залаяла, заполошно, подвывая даже, до хрипа.
– Бедняжка и впрямь совсем не выносит запаха виски, – расстроенно покачала головой леди Уоррингтон.
И, ко всеобщему облегчению, мы завершили нашу небольшую прогулку по подвалам и стали подниматься.
Наверху дышалось ощутимо легче. Отчего-то я ежесекундно ожидала встретить Эллиса и даже в красках представляла наш диалог, а потому невольно заглядывала во все приоткрытые двери. К моему удивлению, многие помещения напоминали не то кабинеты для работы, не то небольшие библиотеки; кое-где висели памятные таблички – там, где трудился очередной премьер-министр. Или не трудился, а наоборот, отдыхал, неспешно раскуривая трубку…
А потом в одной из комнат я увидела человека, совершенно обыкновенного, в старомодном костюме коричневого цвета. Это был мужчина, весьма уже немолодой, сухощавый, невысокий, с пышными бакенбардами и отчётливыми залысинами; он стоял у стены совершенно неподвижно, чуть склонив голову к плечу, и то прижимал руку к груди, то опускал. Подумалось даже, не стало ли ему дурно и не стоит ли обратить внимание горничной на этого мужчину…
И вдруг я осознала.
«У него нет глаз».
От виска и до виска словно бы проходила тёмная полоса; не чёрная, а словно бы сероватая, дрожащая, как если бы он был картиной, и в том месте как раз смазалась краска. Взгляд соскальзывал, никак не мог задержаться на лице, хотя выхватывал всё новые и новые детали облачения: скомканный платок в руке, несколько перстней на узловатых пальцах, явно старинных и дорогих…
– Граф Ллойд, – выдохнула я еле слышно, ощущая, как покрывается мурашками кожа.