Кофейня
Шрифт:
Возражать я не стал и направился к выходу. Получив свои вещи, я стоял и ждал его возле поста. Закурив сигарету, почувствовал необычайное облегчение и мимолетную эйфорию. Свежий воздух, а не тюремная вонь… Я стоял и думал: неужели Господь услышал мои молитвы? Либо их услышал кто-то другой, ведь в моих мыслях не было больше ничего святого.
Я никогда не был в этом доме, точнее сказать, дворце. Он показывал мне ее детские альбомы и комнату, в которой она жила. Когда он оставил меня одного, я слегка наклонился, чтобы сдержать слезы… Везде ее карие глаза. Фото. Портреты. Я смотрел на них и не мог ничего с собой поделать, мою душу разрывало
– Ничего, сынок, потерпи, – зайдя обратно в комнату, поддержал меня ее отец.
В его руках был коньяк, который стоил примерно как половина моей квартиры. Присев рядом на диван, он обнял меня со всей силы, а я его еще крепче. Я чувствовал его боль каждой клеткой, и от этого становилось еще больнее. Я понимал его, как отца. Еще пару месяцев назад этот человек был для меня самым опасным врагом, а сейчас он называл меня сыном. Как же я его понимаю… и осуждать его за прошлое не имею права. Что может быть страшнее потери дочери? Наверное, только потеря любимой жены…
– Прости меня, если сможешь. Я знаю, ты любил ее, пылинки с нее сдувал. Но ты не имел ничего…
– Я имел все.
– Ни внученьки долгожданной, ни дочери… У меня нет ничего, кроме денег. Все свое состояние и жизнь я бы отдал сейчас за них… Все до последнего цента и капли крови, – продолжал он, вытирая руками глаза.
– Кто это сделал? – не удержался я.
– Я не хотел вас пугать, когда вы потеряли ребенка, вы и так тогда были… Деньги, эти проклятые бумажки… В общем, всей моей семье тогда угрожала опасность, но пока она была у тебя – я не боялся за ее жизнь. Это я во всем виноват, из-за меня она умерла. Я не учел того, что она уйдет от тебя, и это было моей роковой ошибкой. Все обставили так, что убийцей оказался ты. Но я единственный знал, кто за всем стоит…
– Кто это сделал? – повторил я.
– Заказчик в земле. Поверь, эту тварь по кусочкам…
– Кто исполнитель? – перебил его я.
– Сынок, послушай, тот, кто убил мою дочь, отправился следом за ней. А киллера даже я с моими связями не смог достать. Это одноразовая перчатка, которую после того, как дело сделано, выбрасывают. Даже если его и можно найти, то не следует принимать его за убийцу. Ты меня понимаешь?
– Нет, – отрезал я. – Не понимаю! Убийца на свободе, и его нужно найти! Как вы не можете это понять?
Тяжело вздохнув, он плеснул свой дорогой коньяк мне в стакан, а затем и себе…
Я уже не помню, когда в последний раз спал. Знаете, я не пью уже второй месяц, но каждую ночь слышу детский плач и ее голос. Она касается моей спины, это ее пальцы, я никогда не спутаю их с другими. Тонкие и нежные пальцы. Она гладит мне волосы… Я даже слышу шаги. Колокольчики на детской кроватке звенят время от времени. Кажется, я начинаю сходить с ума…
Заходя в квартиру, я постоянно чувствую запах ее духов, даже зубные щетки поутру стоят так, как всегда ставила она. Вот только две розы в одном горшочке расцветают с каждым днем, а ночью они плачут. Вы не поверите, но каждое утро я вытираю с них, будто капли росы, горькие слезы… Я никогда не забываю их поливать, а когда смотрю на них вечером, мне даже кажется, что они умеют дышать. Я это слышу…
Рисовать… У меня появился дар, о котором раньше я и подумать не мог. Я рисовал картины ночью. Ее темные глаза… Острый карандаш в моих руках становился пером талантливого писателя. В каждой картине она, в каждом контуре. Ее губы… Я передавал все, что чувствовал, не в силах выразить это словами. Поэты свою боль передают стихами, а я – карандашом и громкими
Днем во мне просыпалась месть: я не мог смириться, как ее отец, я не мог простить. Ненависть, как тупой нож, разрезала меня изнутри. Я был покрыт шрамами и страшными кошмарами, которые рисовал себе. Сумасшедший художник, который весь свой мир выворачивал наружу и ни в одном из образов не находил его лицо…
Я уже начал сомневаться, что я жив. Это, скорее, маленький круг ада великого Данте, чем моя родная квартира. Я упал и, падая все ниже, не видел больше смысла вставать. Стоя у зеркала, я зарядил в барабан револьвера один патрон и раскручивал его в руке. Страх? Может, только у тех, кто цепляется за жизнь. Я не боялся смерти при жизни, так с чего мне бояться сейчас?
– Дважды не убьешь, – улыбнулся я в зеркало.
Итак, что мы имеем… Во-первых, я трезв и не пил уже месяца два. Во-вторых, в барабане шесть ячеек и один патрон. Один к шести. В-третьих, у меня имеется пять попыток в самом лучшем случае, но мне кажется, что первая уже моя.
Приставив ствол к виску, я взвел курок. Щелчок… Мимо! Пристально глядя себе в глаза, я снова взвел курок. Щелчок… Мимо. Где же ты? Может, сейчас? Образ начал всплывать… Я больше не видел своего отражения, своих глаз – в зеркале появилось ее лицо. Глухо, но верно забились мои сломанные часы. Смотря на нее, я взвел курок. Щелчок… Мимо. Щелчок… Мимо. Не отводя от нее взгляда, я совершил пятую попытку. Щелчок… Мимо. Она растворилась, и я увидел себя, и мне стало противно. Недельная щетина. Круги под глазами. Отросшие волосы. Вонь… Резко оторвав от виска ствол, я спустил курок прямо в зеркало. Выстрел… Осколки разлетелись, один поранил мне руку. Я стоял и смотрел на дырку в зеркале – такая могла быть в моей голове. И кровь на руке вовсе не краска. Все-таки я жив…
– У тебя красиво получается. Ты прекрасный художник…
– Меня вдохновляешь ты, самая прекрасная женщина в моей жизни.
– Нам тебя не хватает…
– Если это сон, то попроси своего Бога, чтобы он не заканчивался. Попроси его, чтобы я не проснулся. Попроси его, пожалуйста…
Она молчала, отведя глаза в сторону. Я прекрасно осознавал, что это сон, но он был настолько реальным, что тепло ее рук согревало мое холодное, бледное лицо. Я видел нас со стороны: мы сидели в парке, в том самом парке, а рядом лежал ее сломанный каблук.
– Давай я тебя понесу на руках, как в тот вечер, и ты останешься у меня насовсем. Только не покидай меня, прошу.
Маленькие капельки падали на мои ладони, а затем начинался дождь. Хмурые тучи нависли над нами, и с каждой каплей она растворялась на моих глазах.
– Мы тебя ждем, и будем ждать. Ты только не забывай нас поливать…
Когда я проснулся, за окном стучал дождь, а колокольчики больше не звенели. С того момента я больше не ощущал их присутствия, только горшочек с двумя цветущими розами напоминал о них. Я вернулся к нормальной жизни, начиная с бритья и заканчивая короткой стрижкой. Я вернулся в квартиру и возвращался туда каждый вечер, чтобы утром ее покидать. Закрывать дверь снаружи и по привычке оставлять на холодильнике ее ключи. Готовить завтрак на двоих, а затем выбрасывать его в мусорную корзину.