Когда бог был кроликом
Шрифт:
— Нет, Элли, нет. Его нашли. Он живой.
~
…а прохожие, наверное, думали, что вот сидит человек, любуется ночным Манхэттеном, радуется своему недолгому одиночеству и свободе от жены, возможно, от детей, от стрессов на работе. Может, у него бессонница, а может, он просто уставший бегун, который любит тренироваться по ночам. Они могли думать что угодно, потому что он сидел в тени деревьев и издалека не видно было, что глаза у него закрыты, из уха вытекает струйка крови и волосы на распухшей голове потемнели от крови. Может, его принимали за пьяного, присевшего отдохнуть на лавочке. А кому нужны пьяные?
Его нашли в три часа ночи 11 сентября 2011 года на бульваре в Бруклин-Хайтс, в том месте,
Это место довольно далеко от его дома, Дженни, но он любил ходишь туда, иногда вместо пробежки. Он ходил туда по ночам и ничего не боялся, хотя город по ночам опасен, но, может, эта скрытая опасность даже возбуждала его. Обнаружил его молодой человек, который подошел к нему, чтобы прикурить, и тогда-то и заметил разбитый рот и опухшее лицо. Он вызвал полицию и спас брату жизнь.
При нем ничего не нашли. Ни бумажника, ни телефона, ни часов, ни денег, ни ключей. Ничего, что помогло бы понять, кто он и откуда. Только выцветшая футболка, старые, легкие брюки и коричневые вьетнамки на ногах. Он никогда не мерз. Не то что я. Помнишь, как я вечно дрожала?
Его срочно доставили в реанимацию, там откачали скопившуюся жидкость и возились с его головой, пока опухоль не спала. Потом его перевели в отделение интенсивной терапии, положили в палату с четырьмя другими пациентами и стали ждать, когда сознание вернется и сообщит остальным частям тела, что надо просыпаться и жить. Там он лежал, тихо и неподвижно, до того самого утра, когда проснулся и попытался выдернуть изо рта трубку. Он не знал ни своего имени, ни адреса, ни того, что с ним случилось. Ни того, что случится с ним дальше. Он и до сих пор ничего не знает.
Вот и все, что мы только что узнали. Сообщу тебе, когда будут какие-нибудь новости, Дженни.
Целую,
Элл.
~
Ее звали Грейс. Вернее, Грейс Мэри Гудфилд. Она была дипломированной медсестрой, работала вот уже двадцать шесть лет и о пенсии пока не думала. Вся ее родня жила в Луизиане, и она каждый год проводила там отпуск.
— Бывали там?
— Нет, еще нет, — признался Чарли в первый день их знакомства.
Жила она в Уильямсбурге, в квартире на втором этаже добротного старого дома: хорошее место, отличные соседи и снизу, и сверху.
— Для меня места хватает, — говорила она. — Дети давно разъехались, муж давно умер.
Как и многие другие, она не должна была работать 11 сентября. На той неделе у нее были в основном ночные смены, а утром она собиралась поменять летние занавески на тяжелые зимние, потому что осень была уже совсем близко. Но еще до того как башни рухнули, она, как и многие другие, поспешила на работу, ожидая потока пациентов из числа тех, что спаслись с верхних этажей. Но как нам уже известно, таких в тот день не было.
В реанимации ее помощь не потребовалась, поэтому, заглянув в свой кабинет в отделении интенсивной терапии, она прошла по палатам, чтобы подбодрить больных, угостить их печеньем, улыбнуться, потому что Грейс была лучшей старшей смены, знала своих работников и знала своих больных. Всех, кроме одного новенького, который был без сознания. Его никто не знал.
Она называла его Билл в честь своего давнего бойфренда, любившего поспать, и часто сидела с ним, когда к другим больным приходили посетители, держала его за руку, рассказывала о своей жизни и о том, что приготовила вчера на ужин. Она пыталась отыскать его на сайтах, где люди писали о пропавших родных и близких, но безрезультатно, потому что в те дни пропавшие исчислялись тысячами. Полиция тоже пыталась помочь, но они ничего не могли сделать, а кроме того, все их силы требовались для борьбы с тем кошмаром, который творился снаружи, за безопасными стенами больницы.
Она внимательно изучила его одежду: жалкие пожитки, запертые в шкафчике, но они ничего не рассказали ей о его жизни. Эта полная анонимность пугала ее. Она боялась, что он умрет и никто об этом так и не узнает: ни его родители, ни друзья. «Я к тебе вернусь», — обещала она ему каждый раз, когда после тяжелой смены уходила домой.
Она приносила разные ароматы и масла, совала ему под нос, надеясь, что какой-нибудь запах пробудит память. Она давала ему нюхать лаванду и розу, ладан и кофе, и свои новые духи — «Шанель № 5», — которые Лиз из реанимации привезла ей из Парижа. Она просила четырех других пациентов как можно больше разговаривать с ним, когда
Почти три недели спустя к ней вбежала сестра Янис и крикнула, что Билли проснулся. Грейс позвала врача и сама поспешила в палату. Когда она вошла, он махал руками и в панике пытался вытащить изо рта дыхательную трубку.
— Все хорошо, — сказала она. — Все хорошо, — и погладила его по голове.
Он попытался сесть в кровати и попросил воды. Она велела ему пить маленькими глотками и не разговаривать. Его глаза испуганно метались по палате.
— С возвращением, сынок, — сказал Джерри, чья койка была у двери.
Когда он немного окреп, пришел полицейский.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Я не знаю.
— Откуда вы?
— Я не знаю.
— Где вы живете?
— Я не знаю.
— С кем из ваших родных мы можем связаться?
— Не знаю, — сказал он и повернулся лицом к стене.
С каждым новым днем он чувствовал себя все лучше. Он хорошо ел, постепенно начал ходить, но по-прежнему ничего не помнил. Он знал о башнях-близнецах как об архитектурном объекте, но не как о месте, где он бывал, назначал встречи, где работали люди, которых он больше не увидит. Из интенсивной терапии его перевели в отдельную палату. Полицейский больше не появлялся. Грейс присматривала за ним, старалась навещать каждый день, приносила цветы и называла Биллом; он не возражал. Они обсуждали газетные статьи и смотрели фильмы. Он посмотрел фильм с актрисой Нэнси Портман, и она ему понравилась; наверное, он бы очень обрадовался, если бы в тот момент узнал, что она — его тетка, но, конечно же, он этого не помнил. У него совсем не осталось прошлого, он был заперт в настоящем.
Ему становилось все лучше, и Грейс понимала, что в конце концов его переведут в бесплатную психбольницу, где он застрянет навсегда, если к нему не вернется память.
Он стоял у окна, глядел в пустоту и напевал мелодию, которую вчера услышал по телевизору. Когда она вошла, он обернулся и улыбнулся.
— Не помнишь, как ты потерял зуб? — спросила она.
Он покачал головой.
— Может, в драке.
— Ты не похож на драчуна. Ты слишком нежный.
Как-то ночью, пока он спал, Грейс потихоньку подошла к его шкафчику и еще раз достала одежду. Другого ключа у нее все равно не было. Она взяла в руки футболку и на этот раз разглядела на ней полустершийся силуэт какой-то женщины и едва видимые слова «Шесть Джуди», а под ними текст помельче: «Пой все, что слышишь».
Вот и все.
Она впечатала в строку поиска слова «Шесть Джуди» и нажала кнопку. Подождала. На первой странице ничего интересного. Она глотнула кофе. Он совсем остыл. Она встала и потянулась.
Открыла вторую страницу.
Попадание номер девятнадцать:
«Шесть Джуди» — мужской хор из шести участников; специализируется на мелодиях золотого века Голливуда. Некоммерческая группа, поддерживающая различные благотворительные организации, включая ЮНИСЕФ, «Хелп-эндж США», Коалицию помощи бездомным, Исследовательский центр рака и многие частные проекты, в том числе фонды, собирающие средства на пересадку почек и коронарное шунтирование. Если вы захотите связаться с нами, звоните Бобби по этому телефону…
Было уже поздно, слишком поздно, но она все-таки позвонила. Ответил мужчина. Не сердитый, а просто усталый. Она спросила, не пропал ли кто-нибудь из их хора. Один пропал, ответил он. Похоже, он нашелся, сказала она.
— У него не хватает переднего зуба.
~
Он стоял спиной ко мне и смотрел в окно, за которым уже начинали рыжеть деревья. Поперек неба, справа налево, пролетел самолетик, выплюнул белую струйку дыма, тут же впитанную заливающим небо солнечным светом. Снаружи был обычный день. Внутри была ваза с цветами, простыми красными розами, которые пару дней назад принес Чарли; ничего другого он не смог достать. Я ничего не принесла. Я чувствовала себя неловко и немного боялась всего того, чем он не был. Сегодня он надел рубашку, которую я когда-то привезла ему из Парижа, но он этого не знал. Он и меня не знал.