Когда бог был кроликом
Шрифт:
Я долго представляла себе, как это будет. С того самого момента, как раздался телефонный звонок, и мы причалили на лодке к берегу и бегом бросились вверх по склону к дому и к моим родителям. С того самого момента, как, стоя перед ними, я сообщила им о звонке Чарли и обо всем, что он рассказал, и мать сказала: «Все не важно. Он жив, и это главное». С того самого момента, когда отец посмотрел на нее и сказал: «Прости меня», а она обняла его и улыбнулась: «Он вернулся к нам, мой любимый. Мне нечего прощать».
Чарли выпустил мою руку и подтолкнул меня вперед.
— Привет.
Он
— Ты Элли? — Он вдруг поднес руку ко рту и начал грызть ноготь, и тогда я точно поняла, что это он. — Моя сестра?
— Да.
Я приблизилась к нему, хотела обнять, но он протянул мне руку; она была холодной. Я показала на его рот.
— Ты потерял его, когда играл в регби.
— Да? А я думал…
Я давно не видела этой дырки у него во рту, с тех пор как он последний раз сломал коронку о кусок крабового панциря. Может, и об этом надо ему рассказать? Я пока не стала.
— Регби, — сообщил он Грейс и пожал плечами.
— Видишь, я же говорила, что ты не похож на драчуна, Джо.
Она произнесла «Джо» так, словно это было новое для нее слово.
Мы не должны спешить. Так сказали врачи. Он был теперь словно альбом для фотографии с пустыми местами там, где раньше были снимки. Мне хотелось как можно скорее заполнить их, но врачи говорили, что он должен создать новые снимки, и непременно сам. Не торопитесь, советовали они. Родители поручили мне и Чарли привезти его домой. Но врачи сказали, что еще рано. Не торопитесь. Постепенно двигайтесь от настоящего к прошлому. Позвольте ему вспомнить все самому. Не торопитесь.
Я увидела ее в коридоре, когда по телефону разговаривала с родителями. Она зашнуровывала простые черные ботинки, удобные, но совсем не модные. «Какое мне дело до моды?» — наверное, удивилась бы она, если бы я ей об этом сказала. Родители попросили меня передать ей трубку, благодарили, приглашали в Корнуолл на столько, на сколько она захочет. «Навсегда!» — крикнул в телефон отец, и он действительно имел это в виду. Грейс Мэри Гудфилд, от которой так чудесно пахло «Шанелью № 5». Я буду помнить вас до конца своей жизни.
Чарли и я уже со всеми распрощались и теперь сидели на кровати и ждали.
— Ну что ж, мистер Джо, вот и все, — сказала Грейс.
— Я знаю.
Она потянулась к нему, и он ее обнял.
— Спасибо вам, — сказал он. — Спасибо за все, — и добавил шепотом еще что-то, чего мы не слышали.
— А вы теперь не пропадайте. И пусть эта ваша знаменитая тетка пришлет нам несколько фотографий с автографами. И какая-нибудь ее одежка для лотереи тоже не помешала бы, — засмеялась Грейс.
— Мы ее саму сюда пришлем, — пообещала я. — Проведете ее по госпиталю, покажете новое отделение.
— Ей тоже будет полезно, — добавил Чарли.
— Это еще лучше, — согласилась Грейс.
Неловкое молчание.
— И не забудьте — Луизиана. Весной там очень славно.
— Значит, до весны, — сказали мы.
— Я никогда не забуду вас, — сказал Джо.
— Говорила же я, что
~
В такси он сидел, прижавшись лбом к стеклу, молчаливый, далекий, необщительный. Мы переехали мост, и залитый вечерними огнями город был теперь перед нами.
— Бог мой, — прошептал брат, захваченный этим зрелищем огромного расцвеченного города, и я только теперь поняла, что он видит его впервые.
— А где были башни? — спросил он.
Чарли показал. Он кивнул, и после этого мы не сказали ни слова — ни о том дне, когда его нашли, ни о том, что этот мост был его любимым местом; для этого еще будет время. Мы молча следили за его взглядом и вместе с ним заново испытывали восторг перед этим городом, чего с нами не бывало уже много лет.
Чарли расплатился с таксистом, мы вышли, и я вдруг испугалась неизвестно чего.
— Это твой дом, Джо, — сказала я и бегом поднялась по ступенькам, думая, что он поднимется следом.
Но он не поднялся. Вместо этого он вышел на середину дороги и медленно огляделся. Наверное, пытается сориентироваться в пространстве, решила я. А может, просто боится войти в дом и найти там ключ к тому, кем он был.
Чарли похлопал его по плечу и подтолкнул к крыльцу.
— Пошли, — сказал он спокойно.
В холле горел свет, и я еще чувствовала запах свечей, которые мы с Чарли жгли два дня назад, когда я только приехала и мы всю ночь разговаривали и пили.
В доме было тепло; вокруг камина и лестницы залегли глубокие тени, от которых комната казалась просторнее. Джо вошел следом за мной, остановился, медленно огляделся. Посмотрел на большие фотографии на стене — три работы Нэн Голдин [32] , за которые он когда-то отвалил кучу денег, — но ничего не сказал, а вместо этого быстро взбежал по ступенькам. Мы слышали его шаги по лестничным площадкам наверху, а потом он так же быстро спустился и, не задерживаясь, прошел на кухню. Скрип задней двери в сад, его шаги по железной пожарной лестнице.
32
Нэн Голдин (р. 1953) — американский фотограф, прославилась в 1970-е гг. снимками геев и трансвеститов.
Мы снова встретились в гостиной. Я стояла на коленях перед камином и собиралась развести огонь.
— Я сам могу это сделать, — сказал он и положил кучку щепок на кусок газеты.
Оставалось только поднести спичку. Это был один из тех многих моментов, когда его память разветвлялась, как дорога на перекрестке: он помнил, как развести огонь в камине, но не помнил, когда делал это в последний раз и кто тогда был с ним. Он поглядел на меня и улыбнулся. Он вообще много улыбался в те дни: улыбался, когда не знал, что сказать; улыбался из вежливости, из страха обидеть, или по тем причинам, о которых в нормальных семьях никто не думает.