Когда цветут камни
Шрифт:
Скосарев ушел, и Бугрин снова поднялся на площадку наблюдательного пункта. На стороне противника по-прежнему было тихо. Справа и слева, недалеко от наблюдательного пункта, копошились пехотинцы. Их теснили артиллеристы, выкатывая орудия к первой траншее для прямой наводки. Слышался приглушенный говор солдат. Говорили все о том же: «Почему противник притаился? Пускай бы пошумел немножко, и нам полегче станет», «Передвигаться в тишине плохо: орудие не ложка, без «гоп» с места не сдвинешь».
Бугрин решил пройтись по траншеям. Сопровождаемый адъютантом, он зашел сначала к пехотинцам, затем к артиллеристам
В подвале дома, стоящего в центре двора, Бугрин застал большую группу солдат за ужином.
— Ужин в полночь, что так поздно? — спросил он.
— Встать, смирно!.. — подал команду старшина Борковин.
— Отставить. В столовой команда «Смирно» не подается.
— Прошу простить, товарищ генерал, здесь не столовая, а подвал. — Борковин молодцевато поправил пилотку, так, чтобы солдаты поняли, что он неробкого десятка, умеет и перед командармом не уронить свой старшинский престиж. — Группа гвардейцев принимает ужин. Докладывает гвардии старшина Борковин.
Седина в усах и на висках Борковина, его молодцеватая выправка, задор в глазах растрогали генерала Бугрина. Он сказал, повеселев:
— Вольно.
— Вольно! — громко повторил Борковин, рывком отняв руку от козырька. — А что касается задержки ужина, товарищ генерал, — моя вина. Разрешите объяснить?
— Ну-ну, слушаю.
Борковин кивнул солдатам, и те, потеснившись, пригласили генерала присесть к столу. Повар подал ему полную миску каши.
— Многовато, не справлюсь.
— Как раз по вашей комплекции. Отведайте.
— А солдатам хватит?
— Хватит. Если не хватит, завтра докормлю.
— Значит, крепко проголодались?
— Сейчас объясню, товарищ генерал, — Борковин подмигнул товарищам: дескать, слушайте, как надо перед генералом отчитываться. — Наша кухня отражала атаку «королевских тигров».
— Шутишь, старшина?
— Нет, товарищ генерал, не шучу. В тот момент, когда поступило ваше приказание приостановить наступление и закрепиться, наша кухня ринулась вперед. После удачного боя аппетит всегда развивается, прямо скажем, человек быка с рогами проглотить способен. В эту же минуту из седловины, что левее Заксендорфа, «королевские тигры» выползли, штук двенадцать — не меньше. Смотрю, пехотинцы, что прорвались к Зееловским высотам, котелками замахали. Солдаты кухню видят далеко, особенно когда впереди что-нибудь такое несладкое замаячило. Противотанковые-то орудия отстали от них, а наша кухня — она тут, в кустах дымится. Замахали они котелками: мол, не от «тигров» отступаем, а за обедом идем.
— Как, как? Повтори.
— Я к тому так говорю, товарищ генерал, что теперь солдату стыдно отступать… Отступи — немцы подумают, что сила опять на их стороне. Нельзя нам сейчас такой повод им давать.
— Это верно, — согласился Бугрин.
— Ну вот, — продолжал Борковин, — подбегает ко мне замполит Верба и говорит: «Выдвигай кухню в лощину, смотри, — показывает, — сколько туда с котелками маневрируют». Мне, конечно, понятно стало, что немцы тем временем могут обратно занять оставленные позиции. «Сюда, — кричу, — товарищи, сюда кухня здесь!» А повар, вот он, посмотрите какой, шурует огонь, чтобы дым из трубы пуще клубился, вроде ориентира, и несется туда. Солдаты видят, кухня к ним навстречу, и остановились. И «тигры», наверное, посчитали нашу кухню новой «катюшей» — тоже остановились. Правда, в этот момент по ним дальнобойная гвозданула. Но факт остается фактом: как только кухня двинулась туда, «тигры» в бегство обратились.
— У страха глаза велики, — усмехнулся Бугрин.
— Не испытывал, не знаю. Я ведь ни разу не отступал.
— Все маневрировал?
— Нет, в самом деле. Начал войну с наступления под Москвой, потом нашу дивизию на Мамаев курган перекинули, и с той поры вместе с вами вот досюда дошел.
— Потому и кухня твоя на «тигров» бросилась…
— Не на «тигров», а навстречу отступающим солдатам, — уточнил Борковин, — ведь возле кухни сразу больше роты собралось.
— Можно возрос, товарищ генерал? — поднявшись, спросил пулеметчик Рогов.
— Говори.
— Берлин будем брать в лоб или обходом?
— Окружать, конечно, будем, но… — Бугрин поводил ложкой вокруг миски. — Сколько ни кружи, а каша остается нетронутой.
— Понятно, — согласился Рогов, — значит, надо всем запасаться карманной артиллерией.
— Правильно рассуждаешь, — сказал Бугрин, развертывая перед солдатами свою карту. — Вот при штурме этих укреплений граната будет хорошим помощником…
Сержант Алеша Кедрин, сидевший рядом с Бугриным, ткнул пальцем в квадрат карты с топографическим знаком «79».
— Я вот за этим мыском наблюдал сегодня, товарищ генерал. Тут вроде закопанный танк притаился. Отсюда в лоб его не возьмешь. Я уже и так и этак примерялся. А если отсюда по лощинке к нему пробраться — дело выйдет. Только надо, чтобы артиллеристы и минометчики ослепили своим огнем вот эти пулеметные точки, когда мы будем прорываться в лощину. Тут нас танк своим огнем не достанет, тут мертвое пространство для него. По карте это трудно определить, а на местности я все разглядел…
— Так, так, молодец, — Бугрин что-то записал мелким почерком на уголке карты.
Солдаты придвинулись к нему еще ближе и, вглядываясь в карту, по очереди начали излагать свои наблюдения над отдельными объектами обороны противника.
Бугрин слушал их с таким вниманием, словно перед ним сидели крупные военные начальники — генералы, полковники в солдатских погонах.
— И неожиданностей, видимо, не придется избежать? — спросил Борковин, искоса поглядывая на командира отряда майора Бусаргина.
Майор вошел в подвал в самый разгар беседы. Вчера в отряде было партийное собрание, на котором Бусаргин сказал: «Не теряться и не останавливаться при любых попытках врага сорвать наше наступление».
Бугрин ответил не сразу. Кто-то ради смеха напомнил о «чуде», которым угрожал в листовках Геббельс. Бугрин улыбнулся только губами, а глаза оставались задумчивыми….
— Да, могут быть и неожиданности, — наконец ответил он Борковину.
Поднялся наводчик Тогба. Ему пора было на дежурство. Он спросил разрешения уйти.
Когда наводчик вышел, майор Бусаргин сказал:
— Тогба — сменный дежурный на огневых позициях. Таежный человек, исконный охотник, и слух у него исключительный, за версту по свисту крыла может определить, куда ворона летит. Сегодня мы его специально назначили на дежурство.