Когда дует северный ветер
Шрифт:
— Да ведь это же батарея сестрицы Май! — обрадовалась Ут Чам.
— Верно, командиром у них девушка по имени Май… Батарея Май. Как пришел к ним, разговорились — то да се. И выяснилось: эта самая Май родом из вашей деревни, знакома с Нам Бо и даже с вами, Тханг.
— Дядя Хай, — уточнил я, — родной отец артиллеристки Май.
Теперь уже наш гость поднял глаза, воззрился на старого Хая, восхищенно воскликнул «о-о!» и бросился пожимать ему руку — в третий раз.
— Какая удача! Ваша дочь, когда мы прощались с нею, просила меня зайти навестить вас. И надо же, встретился с вами чуть не в первую же минуту… Bon. Это доброе предзнаменование.
Девушки, глядя на их торжественное рукопожатие, уткнулись друг дружке в плечо и захихикали.
Даже обычные вроде бы жесты Тин Нге потешали людей, а уж рассказы его смешили всех до упаду. Редкого обаяния человек!
Пожав руку дяде Хаю, он обвел всех взглядом, потом посмотрел на часы:
— Ого, уже десять часов. Прошу меня, товарищи, извинить. Я прибыл сюда отнюдь не в одиночестве, со мной подразделение,
— Так где же они? — спросили мы хором.
— На пункте связи нас распределили по нескольким домам вверх по реке. Они все устали, конечно. А я верхом приехал сюда, чтобы…
— О небо! — прервала его Малышка Ба. — Вы с товарищами хоть успели поесть?
Веселый старый доктор отвесил ей новый поклон:
— Да нет, к великому сожалению моему, не успели.
Тут наконец дяде Хаю удалось возвысить голос:
— А ну-ка, Ба, беги со своими девчонками! И чтоб все товарищи были накормлены!.. — Потом повернулся к гостю: — Если вы, доктор, не заняты, прошу пожаловать ко мне.
— Покорнейше благодарю.
Девушки опять рассмеялись и убежали прочь…
Вечером Ут До собрал партизан. Они обсуждали, где разместить на постой, кому и как снабжать передовую бригаду медсанчасти.
А мы со старым доктором лежали в гамаках, подвешенных к сваям, под домиком штаба, где шло совещание.
— Вы повесили свой гамак, доктор, как раз на том месте, где спал Нам Бо в самую первую ночь, когда мы пришли сюда.
— У меня с утра все не было случая спросить вас. Верно я угадал, это здесь у Нама fiancee [41] ?
41
Нареченная, невеста (франц.).
— Совершенно верно.
— Ну а как закончилась «траектория» поразившей его пули? Разрушила его она bonheur [42] или нет?
— После того нашего разговора, — отвечал я, покачиваясь в гамаке, — я все время думаю об этом.
— Oui.
— Еще когда мы добирались сюда, я узнал, что возлюбленная его живет в этой общине.
— Oui.
— Услыхав от него кое-какие подробности, я ожидал всего: обиды, отчужденности, даже разрыва.
— Oui.
— Потом мы пришли сюда. Они встретились, и ни одно из моих предположений не оправдалось. Как они ведут себя наедине, не знаю. Но при мне… Нет, не заметил я ни обиды, ни охлаждения. О разрыве-то и речи нет. Сердечность и простота — вот что сразу бросается в глаза, когда видишь их вместе. Все так естественно, словно они не могли не встретиться снова… На днях они оба вернулись сюда с совещания в провинции и отправились вместе на ту сторону…
42
Счастье (франц.).
— Ou? [43]
— На той стороне реки — стратегическое поселение…
— Oui.
— Я хочу сказать, когда они вместе, видно: это и товарищи, и влюбленные. Говорят, после освобождения они поженятся.
— Bon. Ну а вы?
Я понял вопрос доктора. Мне очень хотелось расспросить его о Май, но я сдержался.
— Здесь я кое-чего добился, стал своим человеком. А что там, в джунглях, как наши все?
— В джунглях и привольно, и тесно. Войск наших с Севера подходит видимо-невидимо. Даже курьезы случаются. Вышел я как-то днем на опушку, операция была трудная, дай, думаю, мозги проветрю. Огляделся — что-то вроде не так. Неужто за пару дней растительность вся переменилась? Лезу в карман, достаю очки, надеваю. О господи, это ведь солдаты кругом с маскировочными ветками на плечах — ползут, перебегают с места на место. Ночью от боевой техники и машин покоя нет. Грузовики идут и идут — с мешками риса, с боеприпасами, солдатами… А старожилы постепенно уходят из джунглей на равнину, на фронт. Конечно, старикам, вроде меня, надо бы оставаться в лагере. Но приходят прощаться с тобой друзья — один, другой. И тебе уже не усидеть на месте. Вот почему я попросился на равнину. Как там в песне поется про старых солдат? «Старость устали не знает…» Але-оп! Вещмешок за спину — и в путь!.. — Возбужденный голос доктора вдруг зазвучал глуше: — Знаете, Тханг, однажды, когда я жил во Франции, в теплый солнечный день я прилег на берегу Сены и задремал. Лошадь, щипавшая рядом траву, подошла и лизнула мне щеку. А во сне я увидел, будто мама легонько гладит меня по щеке ладонью. Я вздрогнул, проснулся и с тех пор затосковал по дому. Сколько же лет прошло, а я так и не вернулся к родной реке. Но зато уж на сей раз я приду непременно на берег Меконга, зачерпну воды и хлебну из горсти…
43
Куда? (франц.)
Этот голос, тихий, глуховатый, такой непривычный в устах доктора, растрогал меня до глубины души. Мы с ним принадлежим к разным поколениям, и жизнь у каждого сложилась по-разному, но есть у нас обоих одна общая черта — памятливость сердца.
Я приподнялся, сел в своем гамаке и закурил.
Глава 27
Разведчик Фай, служивший в одной из частей особого назначения, прибыл в деревню. Имя его я уже слышал, когда Шау Линь рассказывала мне историю Мыой, той самой, что поступила в «гражданскую охрану». И вот он стоит передо мной в залитом утренним солнцем саду, а я изучаю направление, выданное ему в части и адресованное партизанскому штабу общины.
Конечно, принять парня должен был бы Ут До — как-никак командир отряда! Но последние дни Ут мотается по делам с места на место. Ему, «главнокомандующему» здешней общины, на землях которой готовилась важная операция, приходилось решать массу проблем, больших и малых. Убежища, блиндажи, провиант, дороги и переправы… Все находилось в его ведении. В отряде были заранее распределены обязанности. Малышка Ба вместе с Тхань ведала жильем и укрытиями для медсанчасти и других подразделений, а также для товарищей, командированных «сверху». Тхон и Тха вдвоем доставляли на лодке рис, заготовленную впрок рыбу, рыбный соус на тайные склады и обеспечивали их хранение. Смуглая Туйет примкнула к разведгруппе женской батареи. Тхиеу, дочка Но, перебралась к супругам Бай Тха, там устроили пост по сбору и доставке информации — уж очень удобное место было, как раз между оккупированной зоной и свободной. А связной при штабе отряда снова стала Ут Чам. Помощник командира отряда Тяу вместе с Зунгом, Ламом и теми парнями, которым удалось выбраться сюда из поселения, охраняли дороги, мосты, боевые укрытия и траншеи. Словом, у каждого дел было по горло, люди буквально разрывались на части. Но все делалось незаметно и тайно. Ут До был повсюду: стоя по горло в воде, подправлял мостовые сваи, с лопатой в руках наращивал брустверы окопов, плыл в лодке, груженной рисом… Чтобы везде поспеть, он не давал себе передышки: уходил с зарей, возвращался среди ночи, ел где придется.
А я — мне поручено было караулить штабной домик, составлять бумаги и помогать ему вести дела. Пробежав глазами направление, выданное Фаю — Данг Нгок Фаю, я понял, какие передовые подразделения скоро будут здесь. Кликнув Ут Чам, послал ее во что бы то ни стало разыскать нашего командира. Потом подвесил гамак, пригласил гостя присесть отдохнуть, а сам пошел кипятить воду.
Я поставил чайный столик между двумя гамаками, с одной стороны сидел Фай, с другой — я сам. Сполоснул кипятком заварочный чайник, потом чашки, поставил обе чашки вверх дном на фаянсовый подносик с высокими закраинами и ловко обдал их донышки кипятком, как принято у завзятых чаевников. Делал я все это на его глазах, чтобы выказать ему свое расположение. Пусть он видит: хоть «старая ведьма» и кружит над садами, хотя за деревьями по ту сторону села громыхают пушки, ракеты, рвутся бомбы, вдали над полем гудят вертолеты — я принимаю его без суеты, обходительно и радушно. Да и сам он внимательно наблюдал за каждым моим жестом. Я заварил особый сорт чая — его прислал мне Нам Бо. Наконец чай настоялся — прозрачный, зеленоватый, источающий благоухание лотоса. Мы выпиваем первую чашку, вторую, третью, толкуем о том о сем, и я, приглядевшись к нему, понимаю: да, командование, направив его в войска особого назначения, сделало правильный выбор. О бойцах этих войск рассказывают чудеса! Скажем, надо влезть на отвесную стену — боец прижмется к ней и поползет вверх быстро и ловко, как ящерица. Проплывет под водой, как рыба. Войдет на вражескую базу и выйдет обратно, словно это безлюдный пустырь. Если понадобится, доставит оттуда любой предмет, например пепельницу с рабочего стола в подтверждение того, что побывал там. И собаки-ищейки, завезенные из Америки, не обнаружат ни запаха его, ни следов. Когда эти бойцы тренируются, ты с фонарем на пяти батареях, ярким, чуть ли не как прожектор, можешь стоять на вышке посреди ровной пустой площадки — как бы на вражеском блокгаузе, и вот один из них подает издалека сигнал «иду на вас». Ты водишь вокруг своим фонарем, высвечиваешь каждую пядь площадки и ничего не замечаешь. Боец-невидимка уже рядом, но ты не видишь его и только вздрагиваешь, когда он железной рукой своей ухватит тебя за затылок… Один из этих легендарных людей сидит напротив меня и распивает со мной чай в подполе между сваями штабного домика. Совсем еще молодой человек лет двадцати пяти — двадцати шести, вовсе не могучего телосложения, но ладно скроенный, гибкий, подвижный. Пуговки белой полотняной рубашки на его широкой груди, казалось, вот-вот выскочат из петель. Ясное лицо его с острыми глазами и широким лбом внушало симпатию.
— Да, служба у вас нелегкая, но, наверно, интересная, — сказал я, стараясь разговорить гостя.
— Обычное дело, — улыбнулся он, — как и везде. В каких войсках ни служишь, всюду свои особенности.
— А много было у вас «трудных случаев» — таких, чтоб врезались в память?
Очень уж скверная у меня привычка — одолевать людей вопросами, стараясь вдобавок с ходу докопаться до самой сути. Правда, и с бойцом войск особого назначения не каждый день удается поговорить. И, стало быть, надо любой ценой вытянуть из него материал. Тем более я знал: скоро вернется Ут До и они займутся своими делами. А потом Фай уйдет, и даже если я условлюсь встретиться с ним, сделать это будет нелегко.