Когда говорит кровь
Шрифт:
Да, они радовались победам Тайлара, ведь, чаще всего, одерживали их такие же блисы. Но всё же «Большой мир» – был уделом и заботой благородных ларгесов и дутых палинов, гордящихся своим полноправием. А городской блисской бедноте до всего этого просто не было дела. Вот цены на репу, это да. Это важно. От них зависела жизнь и достаток. Пожар у мастерских мефетрийца Казайнхара Токи? Там же рядом склады со смолой! Парни из Паоры избили сына мясника? Кликай всех, проучим ублюдков!
Когда вокруг тебя и так много боли и страданий,
– А у тебя-то че рожа камнем? – спросил его Арно.
– Да я просто не знаю даже. Ну, победили и победили.
– А надо радоваться, пацан! – произнес Лифут.– Мы, сука, граждане Великого Тайлара и мы, охеренно гордимся своей родиной и ее успехами. Впрочем, есть у нас и другие поводы для веселья. Ну-ка, парень, покажи свою соображалку, и ответь, почему это мы так радуемся успехам тайларского оружия?
– Праздник же теперь будет. Да и товары всякие новые привезут.
– Близко, но не попал.
Мицан ненадолго задумался, и почти сразу все встало на свои места, вернув его в прежние и привычные границы.
– У вас связи с армией .
– А вот теперь в точку, пацан,– на этот раз Лифут расплылся в улыбке.– И очень тесные. Почти, сука, родственные. Но все это – не твоего гребанного ума дело. А теперь скажи-ка мне парень, в этой твой корзинке то, что я думаю? А то на улицах поговаривают, что вчера ночью один косхай зарезался на хер. И так крепко зарезался, что его гребанную голову до сих пор по всей гавани ищут.
Мицан ждал этого вопроса и с довольным видом пододвинул плетеную корзинку к ногам бандита. Лифут открыл ее и без тени смущений достал, взяв за косички, голову мертвеца. Проходившая мимо женщина тут же вскрикнула и отшатнулась в сторону. Мицан затравленно оглянулся, но Бакатария даже глазом не повел, продолжая разглядывать сильно посиневшее лицо.
– Хе, а вот и нашлась голова. Вот интересно, сука, на хера они эти косички заплетают? А, как думаешь Лиаф?
– Наверное, затем же, зачем в уши сережки вставляют и какую-то херню на скулах себе пишут.
Только сейчас Мицан обратил внимание, что татуировки на лице покойника были совсем не узорами, а фальтской клинописью.
– И зачем же? – Лифут перехватил голову и поднес почти вплотную к себе, смотря прямо в глаза мертвецу.
– Да чтоб я знал. Мудилы заморские.
Лифут хмыкнул и положил голову обратно в корзину.
– Пойдем-ка, пацан, посидим и поговорим. Кто у нас тут поблизости живет?
– Из клятвеников то? В пятистах шагах
– Сойдет. Корзинку только тут оставь. Тяжелая же, небось, да и не пригодится она нам больше. Вся в этой гребанной крови вымазана.
Они прошлись вниз по шумной улице и свернули в переулок, остановившись у двухэтажного дома из пожелтевшего кирпича. В доме было три двери и Лифут открыл среднюю. Сразу за ней начинался просторный зал с низким потолком, в котором из мебели был лишь огромный стол с лавками и по краям. Ровно посередине сидел выбритый налысо здоровяк с огромным брюхом и ел что-то блестящими от жира пальцами, запивая прямо из глиняного кувшина. Подняв глаза на гостей, он растекся в улыбке и даже попытался вылезти из-а стола, обтирая руки о лежавшую рядом тряпку.
– Лифут Бакатария! Ого, вот это честь! Очень рад видеть тебя, давно….
– Чем это здесь пахнет? Жареным салом что ли?– бесцеремонно прервал его Лифут – Что за херню ты там жрешь?
– Зажаренная до хруста свиная грудинка с чесноком и луком. Вулгрианская закуска такая. Лучшая жратва к пиву, между прочим,– немного смущенно ответил здоровяк. Было видно, что он озадачен словами своего гостя.
– Ну и херню же ты в себя пихаешь.
– А ты круглыми сутками лопаешь финики и заливаешься вином. Это что, лучше?
– Конечно лучше Убар! Это пища достойная цивилизованного человека, а ты жрешь как, сука, долбанный дикарь. Скоро в грязи валяться начнешь и шкуру носить.
– Эй, я такой же тайларин как ты! Отвяжись Лифут!
– Ты грязное и дикое животное, раз любишь эту варварскую херню. Убери эту гадость немедленно и не позорься больше.
– Ну Лифут!
– Я Лифут. И кажется, я тебе только что сказал, что нужно сделать. Жопой шевели!
– Мужики, ну что он придрался то ко мне! Лиаф, ну хоть ты ему скажи!
– Э не, брат, меня не втягивай. Я спорить с командиром не стану, особенно если он прав. Пить пиво и есть жареное сало? Убар, серьезно, ты вулгр что ли?
– Да пошли вы! – Здоровяк обиженно стукнул кулаками по столу, отчего деревянная плошка и кувшин из которого он пил подпрыгнули.
– Иди лучше ты. И прихвати с собой свою дикарскую херотень.– Лифут прошел внутрь комнаты и сел за стол, а потом демонстративно поморщил нос и принюхался.– Я все ещё чую сало.
– Это же мой дом, Лифут!
– А я его у тебя и не забираю. Просто говорю, чтобы ты свалил отсюда и погулял пока мы тут разговариваем, раз как цивилизованный человек есть не научился. Или хочешь на ножечках поспорить?
Лифут Бакатария со зловещей улыбкой коснулся рукоятки одного из своих ножей. Убар вскочил из-за стола. Ноздри его раздувались, глаза налились кровью как у быка, а кулаки сжались так, что костяшки побелели. На мгновение Мицану показалось, что сейчас он броситься на Бакатарию, но вместо этого только схватил свою плошку и выбежал из комнаты.