Когда исчезает страх
Шрифт:
— Ничего, пустяки.
Врач недоверчиво посмотрел на летчицу и велел приготовиться ассистенту.
— Если вам станет плохо, — предупредил он, — немедленно останавливайте.
Длинноногий ассистент, натянув на лицо кислородную маску, открыл железную дверцу со стеклянным «волчком» и, сгибаясь чуть ли не пополам, пролез в барокамеру. Ирина, надев шлем без маски, последовала за ним.
Тяжелая дверца захлопнулась. В камере стало тихо, как в погребе. За стенкой загудел мотор, начали работать насосы. В лицо дохнуло холодом. Ирине показалось, что она, круто взмыв, стремительно летит вверх. Ее окружал уже горный воздух, дыхание становилось затрудненным.
Старший врач, следивший за манометром, сначала показал в иллюминатор два пальца, потом три, четыре. Это означало, что они «поднялись» на высоту в четыре тысячи метров. Лицо у летчицы порозовело. Ассистент, сжав ее запястье, стал прощупывать пульс. Сердце на пятитысячной высоте работало хорошо. Можно было подниматься без опасений.
«Так сжимал руку и Ян, когда прощались на вокзале. Он уверён, что я его жду. И родителям похвастался. С этим надо кончать. Нельзя вводить людей в заблуждение».
Врач показывал в «волчок» уже шесть пальцев. Ирина, занятая своими мыслями, не следила за счетом. «А вдруг сегодня не Ян будет драться, а Кирилл? — «встревожилась она. — Он же не очень подготовлен. Уехал в такой спешке, что даже окна не закрыл».
Вчера утром Ирина по привычке посмотрела на его Окно и вдруг увидела, что из него выбрался рыжий кот. «Какой Кирилл неаккуратный, — отметила она про себя. — Надо бы захлопнуть». Недолго размышляя, Ирина вылезла на крышу и, держась за оградительную решетку, подобралась к открытому окну Кочеванова., А там, не в силах сдержать любопытство, спустилась в комнату. Интересно — как Кирилл живет?
На столе она увидела лист ватмана, весь испещренный ее именем: «Ира», «Ирочка», «Ируха», «Ирина Михайловна».
Насосы продолжали работать. Дышать стало трудней, слегка кружилась голова. В монотонном гудении мотора Ирине почудились звуки знакомой музыки. Где она их слышала? Год назад, осенью, в спортивном лагере. Да, да, они танцевали. Какой это был легкий танец! Незаметно для себя Ирина покачивалась в такт едва уловимой музыке. Она вспомнила все: и веранду, и Кирилла, уныло прислонившегося к дереву, и луну над садом…
Ассистент, внимательно следивший за состоянием летчицы, отметил про себя: «На высоте в семь тысяч метров заметная веселость!» В его практике были случаи, когда люди на такой высоте начинали петь.
Они прошли семь… восемь тысяч метров, перемахнули за девять, а Большинцова все еще не давала сигнала к остановке. Ассистент начал беспокоиться. Врач показывал в «волчке» уже десять пальцев — высота для женщины огромная. Ассистент тронул летчицу за плечо. Она попробовала встать и сразу почувствовала, что не может этого сделать. Огромное давление стеснило ее грудь, ноги отяжелели, в ушах шумело.
Боясь потерять сознание, Ирина через силу подняла руку.
Ассистент открыл все краны. «Высота» медленно начала падать.
— Зачем вы спускаете? — придя в себя, запротестовала летчица, но было поздно — камеру наполнила обычная атмосфера. Состояние у Ирины было таким, точно она действительно совершила высотный полет. Хотелось размяться и отдохнуть.
Старший врач, осмотрев ее, остался доволен:
— Молодцом. Сердце в норме. Пульс достаточного наполнения. Вам могут позавидовать многие мужчины.
Старый Ширвис, прослушав у радиоприемника последние спортивные известия, встревожился:
«Почему Ян опять не участвовал? Не случилось ли чего с ним?»
Он позвонил своему приятелю — начальнику Морского порта — и, объяснив, какая мысль тревожит, спросил: нельзя ли связаться с Осло по радио?
— Устрою, — ответил тот. — В порту Осло наш теплоход. Кого вызвать?
— Моего Яна или их руководителя — Владимира Николаевича Сомова.
— Есть, вызову. Приезжай.
Ширвис потребовал машину и поехал на радиостанцию Морского порта. Зная, что ждать придется долго, он отпустил шофера домой.
Ждать действительно пришлось часа два. Наконец ему сказали, что у микрофона Сомов.
— Володя, это ты? — недоверчиво спросил Эдуард Робертович, а узнав голос старого друга, обрадовался — Здравствуй, дорогой! Поздравляю с победой. Прости, что потревожил. Мать и я волнуемся. Что с Яном? Почему ничего не слышно о нем? Не заболел ли?
— Нет, Эдуард, медики ему не нужны. Но порадовать тебя не могу… он ведет себя хуже, чем я предполагал, — ответил Сомов, и даже сквозь треск в эфире чувствовалось, что он с трудом сдерживает досаду и раздражение. — Был не в форме, пришлось заменить.
— Алло! Что такое? Почему? — встревожась, допытывался Ширвис.
— По радио не скажешь. Были серьезные причины. Он дважды пропадал и возвращался в непотребном виде.
— Не может быть, Володя, он никогда этим не грешил.
— К сожалению, я сам в этом убедился.
— Позови его немедленно к микрофону! — потребовал старый Ширвис.
— Я бы позвал, но его сейчас нет в гостинице. Ян исчез после матча. Ребята искали всюду и не нашли. Он якшается с какими-то неизвестными нам людьми.
— Как ты мог допустить? Я так надеялся на тебя.
— Не укоряй, я ведь предупреждал. Поблагодари за все Гарибана.
— Что же ты предпримешь? — допытывался уже упавшим голосом Эдуард Робертович. — Даю тебе все отцовские права. Поступай, как мог бы поступить я.
— Не волнуйся, сделаю все возможное. Бетти пока ничего не говори.
— Хорошо, Володя. Разыщи Яна сегодня же и скажи, что я в ярости. До встречи!
Закончив разговор, Ширвис почувствовал, как заныло у него сердце. Боясь упасть, он сел на скамейку и стал вспоминать все, что сказал Сомов. Но это не принесло успокоения.