Когда ласточки кружат над домами

Надежкин Игорь

После завтрака, я сложил в рюкзак свой обед, закинул туда же роман Германа Мелвилла, и пошел попрощаться с женой, которая в это время еще обычно спала. Когда я вышел из спальни Павел уже ждал меня в коридоре и держал в руках нашего кота, который все время норовил выскочить из квартиры, стоило мне лишь приоткрыть дверь. Я накинул свою джинсовую куртку, поцеловал Павла и вышел из дома, навстречу хмурому осеннему утру.

До работы я всегда добирался на автобусе, поскольку ненавидел ездить за рулем, и всеми силами старался отсрочить момент, когда мне все-таки придется купить автомобиль. Поездка на автобусе позволяла мне хоть немного отвлечься от обыденных мыслей. И было что-то умиротворяющие в том чтобы включить на

телефоне любимые записи и прислонившись лбом к стеклу, смотреть как суетятся люди. Вот парочка парней в серых костюмах спешит в свои тесные офисы, которые они так ненавидят, но все же терпят, чтобы иметь возможность купить новый гаджет, а может взять в кредит новый седан, или просто пятничным вечером угостить парой коктейлей девицу, что пол вечера выпрямляла свои длинные волосы, и мазала брови так густо, чтобы шириной они были в два пальца, а может и больше, как угодно, лишь бы быть в тренде. А за ними пара хмырей в спортивных костюмах, которые не заботились о трендах вовсе, поскольку навечно застряли где-то в 95-ом. Навстречу им идет стильный студентик в бомбере и зауженных джинсах, и думает, где бы ему наскрести деньжат на обед и бокал крафтового пива. И еще десятки и сотни людей. Красавицы, по последней прихоти безжалостной моды. Старики – извечные странники утра. Дети, спешащие в школу. Работяги, клерки и домохозяйки. В бесконечной мешанине толпы утреннего часа пик.

А я просто смотрел на них и расслаблялся, потому что, как только автобус довезет меня до конца, мне придется облачиться в костюм извечной серьезности и притворной улыбчивости, и думать о том, как бы заработать побольше деньжат. Потому что чертовски достало жить на съемной квартире. Потому что у Кристины нет приличной пары осенних ботинок. Потому что Павлу нужно на прием к ортодонту. На тумбочке, в прихожей лежит счет за электричество, который все еще ждет, чтобы его оплатили. А мне нужно вылечить чертов зуб, который ноет вторую неделю. И все это давит так сильно, что порой хочется взять родных и сбежать куда-нибудь в глушь, подальше ото всех проблем. Но день ото дня я лишь просыпаюсь в восемь утра, и начинаю все по новой, в надежде, что завтра смогу сделать со всем этим хоть что-нибудь.

И знаете, что я вам скажу, человество убьет не астероид и не вирус, и даже не пресловутая ядерная война. Человечество прикончит СТРЕСС, который стал для нас всех настолько привычен, что мы попросту перестали с ним бороться. И все ради чертовых денег, о которых нам приходится думать постоянно. И это меняет нас всех. Ведь раньше, я считал себя человеком патологически не способным к зарабатыванию денег. Я знал лишь как прокормить себя, где покидать мешки за несколько сотен. Но лишь обретя семью, я научился зарабатывать по-настоящему, и всегда думать о собственной выгоде, ведь без этого, мы бы совсем пропали.

Ровно в 10 часов я открыл двери своего фотосалона, включил все оборудование и стал ждать первых посетителей. Но как на зло, с самого утра шел дождь, а это значило, что много мне не заработать, и потому я достал из рюкзака Мелвилла. Ведь с ним я мог отвлечься от мысли о том, что где-то, в глубине своей души, я как и миллионы людей ненавидел свою работу. Когда-то давно, когда мне приходилось потеть на кухнях закусочных и пыльных складах, или еще того хуже, мокнуть на улице, мне казалось, что сидеть целый день на стуле – это самое плевое дело на свете. Но если честно, я лучше надрывал бы спину под солнцем, чем сидя на этом чертовом стуле переживал бы о том, заработаю ли я хоть что-то сегодня. Но этот фотосалон приносил неплохие деньги, и лишь за это я готов был торчать в нем до конца своих дней. Ведь в конце концов, делать то, что нужно, а не то, что хочется и значит быть отцом и мужем, а эти простые два слова тогда, стоили сотен часов, проведенных на стуле.

Глава 6

В семь часов вечера я

закончил работу, и сразу двинул к Елиничу. Еще днем, он позвонил мне, и сказал, что снял дом, на одной улочке на краю города, вдоль которой тянулись частные дома, от автовокзала и до самого городского кладбища. Дом этот, как я позже выяснил, больше походил на двухэтажный сарай, с маленькой душевой кабиной, вход в которую был сразу за изголовьем кровати, неким подобием кухни, что мостилась у входной двери и деревянным туалетом во дворе. Второй этаж же, являл собой чердачное помещение, которое лишь самый несгибаемый оптимист мог бы назвать пригодным для жизни.

Добравшись до автовокзала на автобусе, я зашел в закусочную, где взял пару гамбургеров, и отправился искать нужный мне дом, возле которого, по уговору, уже должен был ждать меня Елинич. Вот только сделать это оказалось не так уж просто, поскольку вокруг не было никого, кто мог бы подсказать дорогу. К вечеру, дождь который лил весь день уже прекратился, но неприветливый октябрь по-прежнему гнал людей с улиц холодным осенним ветром. Встречали меня лишь желтые окна, за которыми прятались изнеможденные непогодой люди.

Когда я уже начал подумывать, что мне ни за что не найти этот треклятый дом, на другой стороне улицы я вдруг увидел знакомый округлый силуэт, укрытый тусклым светом уличных фонарей. Это был мой старый добрый Елинич, ведь я не за что бы не спутал этого чудака ни с кем другим. Я невольно улыбнулся, осознав вдруг, как сильно по нему скучал, и уже совершенно позабыл о тех тревожных мыслях, которые вызывала у меня причина его приезда. Я поднял правую руку вверх и громко крикнул:

– Эй, красавчик! Ты здесь один? Не хочешь составить мне компанию?

– Если честно, не очень-то, – отозвался Елинич.

– У меня есть бургеры, – я показал ему бумажный пакет.

– Ну тогда это в корне меняет дело.

Я подошел к Елиничу и протянул ему руку, но простого рукопожатия ему показалось мало, и он крепко обнял меня своими некогда могучими руками.

Елинич остался почти таким же, каким я помнил его с нашей последней встречи. Густые черные волосы, что свисали над его широкими бровями. Небрежная борода, которую он извечно забывал привести в порядок, и мягкий, но в тоже время могильно холодный взгляд, который лишь укреплял мои опасения на его счет. Разве что еще сильней растолстел, и стал меньше следить за собой, а зубы его начали крошится от переизбытка сигарет, алкоголя и более тяжелых веществ. В остальном же, это был все тот же шестнадцатилетний парнишка, с которым я расстался много лет назад.

Зайдя в его дом, я почувствовал терпкий запах дешевых сигарет. В свои 29, Елинич выкуривал две пачки крепких в день, что, в общем-то, было не самой главной его проблемой, поскольку помимо этого, он заливал в себя две или три банки энергетического напитка и около четырех бутылок пива. В его доме властвовали грязь и пыль. На стуле возле кровати лежала грязная одежда. На плите стояла сковорода с остатками утренней глазуньи. А вдоль стены, тянулись шеренгой пустые бутылки и банки. И все это буйство неряшливости и наплевательства, как нельзя лучше отображали бардак, что творился тогда в его душе.

Оглянувшись по сторонам, я сказал Елиничу:

– И как ты только умудрился учинить этот раздрай за два дня?

– Ну вообще-то, я здесь уже чуть больше месяца, – неохотно признался он.

– Месяца?! – воскликнул я удивленно. – Так какого черта я узнал о твоем приезде только вчера?

– Да я приболел, все никак не мог поправится, – ответил Елинич растерянно, и по его стыдливым глазам я понял, что весь прошлый месяц он провел в запое, в этом ветхом доме, за который платил пять тысяч в неделю, хотя за свою квартиру в хорошем районе я платил всего три с половиной тысячи, а за эту конуру никто бы не дал и двух. Но у Елинича было много денег, и ему было попросту наплевать.