Когда мир изменился
Шрифт:
Он слишком близко подобрался к обитаемым областям, отравил их своими эманациями, разбудил мёртвых. Нашлись его слуги, те, кто трудился не за страх, а за совесть. И крошечный мир где-то в глубине Упорядоченного (что там такое говорит Аэ, что «не чувствует Межреальности»? чепуха какая!) стал поневоле полем битвы.
— Оглядись, — вдруг скомандовала драконица.
Волны крылатых воинов докатились, наконец, до них. Вершины зиккуратов и пирамид полыхнули алым, багряные мечи рассекли нежное подбрюшье облаков. Крошечная часть Города грехов развалилась — но что ему эта потеря, когда стоят сотни и сотни
Нет, не обманывай себя. В жертву требуются совсем другие, способны испытывать истинные боль, и страх, и отчаяние. Те, у кого есть настоящая душа. А всё прочие — не более, чем автоматоны, големы, куклы, анимированные несложной магией.
Глефа описала круг над головой некроманта, сила послушно потекла, подчиняясь его воле.
И в тот же миг возникла чужая мысль, словно чей-то голос — с кем и за что ты сражаешься? Это твой шанс, некромаг! Взломай барьеры, вскрой скорлупу этого мира, вырвись на простор! Межреальность ждёт тебя, драконица просто не в силах её учуять! Она тоже может ошибаться, Аэсоннэ дочь Кейден; взломай пределы этого мира, они не смогут тебя удержать, только тебе повинуется эта сила!..
«Только тебе повинуется эта сила…»
А она действительно повиновалась. И он, некромант, мог повелевать ею, мог придать ей форму, заставить, как не раз делал, отнимать то злое подобие жизни, что двигало неупокоенными; и, значит, осталось совсем немного, всего ничего — между ним и свободой.
«Только ты можешь шагнуть туда!»
Предводитель крылатого воинства вскинул длань, указывая на некроманта.
Крылья ударили разом, слитно, как одно — словно не огромное войско явилось сюда, а лишь несколько, размноженное иллюзией.
Кэр Лаэда готовился выпустить силу на свободу.
— Уходи, Аэсоннэ. Это моя битва.
— Ещё рано, — невозмутимо ответила она. Сунула руки в карманы курточки, упрямо задрав нос.
Всё.
Некромант повёл глефой, вычерчивая острием клинка причудливую руну; старик Парри мог бы гордиться учеником.
Высшее достижение рунной магии — импровизация. Творение новых рун прямо на поле боя. Сейчас Фесс именно творил, и это была даже не «руна» — простой символ в несколько росчерков. Перед ним возникало прочерченное белым огнём сложнейшее построение, окружности и углы, дуги и сектора, хорды и диаметры.
Навстречу налетающим демонам устремились потоки свободной силы, силы, не принявшей никакой формы. Не огонь и не вода, вообще не стихия. Воля некроманта разгоняла её, и было в этом… что-то поистине свободное. Нет, Кэр Лаэда хоть и импровизировал с символами, но всё остальное — чётко по правилам, и факультета Малефицистики, и даже Академии Долины Магов.
Предводитель резко натянул поводья. Его чудовищный зверь взмыл отвесно вверх, в лиловое небо, лавируя среди ярящихся молний, их слепящие разряды, повинуясь беззвучному приказу, устремились вниз, в некроманта. Вместе с молниями отвесно падали и демоны, сложив крылья, словно намереваясь задавить противника массой.
Первая волна обнажённой силы докатилась
Всё правильно, некромант! Рази и круши, это твоя природа!.. Ты повергал сонмы мертвяков и даже костяных драконов. Ты был Разрушителем, это твоя сущность, недаром тебе повинуются Алмазный и Деревянный мечи!..
Первый натиск крылатых воинов Города грехов рассыпался и отхлынул. Передние ряды исчезли — только на полыхающие острия пирамид сыпался чёрный дождь останков.
«Верно, Разрушитель! Вперёд, ничто не устоит пред нами!..»
Пред кем это «нами»? Что это за «мы» тут такие?..
Однако он и в самом деле разрушал. Кто бы ни послал в бой этих крылатых чудищ, он крупно просчитался. Некромант широко черпал силу, бездонный океан её окружал Фесса, и среди сметаемых вражьих шеренг некроманту вдруг почудились лица родителей, друзей, однокашников…
Ты сейчас можешь всё. Ты привёл в этот мир отца Этлау, драконицу Кейден, деву Этию. Не говоря уж о личе. Как, почему, отчего?.. И отчего не вернулись по-настоящему родные и близкие, те, кто ему действительно дорог?..
Прадд, Сугутор, Рысь? Он недостаточно любил её? Недостаточно ценил дружбу орка и гнома?
Бедняга Эбенезер Джайлз, угодивший из-за него в такой переплёт…
А вместо него — отец Этлау.
Тёмная ненависть родилась в груди, развернулась, распрямилась, словно бросающаяся на добычу змея.
Неужто я мог открыть сюда дорогу только врагам или же совершенно случайным, как та же Этиа?
Неужто всё, что осталось во мне — это суть Разрушителя?
«Конечно, — зашелестели в ответ голоса. — Ты — Разрушитель, разве ты забыл? Это твои суть и предназначение!.. Смерть, разрушенье живого, страдания-а!» — голоса сбились на протяжный вой. — «Ты уже проделал это, и победил! Ты спас мир, разрушив то, что должен был!..»
Волна магии, посланная некромантом, прокатилась над пирамидами, кое-где их полыхающие багровым вершины лопнули, словно перезревшие гнойники, извергая потоки стекавшего вниз густого пламени; но куда больше уцелело, ярче вспыхнули огненные мечи обелисков, и в лиловых тучах родилось множественное движение, новые и новые шеренги крылатых воителей, демонов, тварей Хаоса возникали там, словно порождаемые самим небом и облаками в нём.
Воздев тонкие копья из костей мертвецов, вниз устремилась вторая волна.
Аэ оставалась рядом, но бездействовала. Замерла статуэткой, ни единого движения; только подрагивают пушистые ресницы.
«Рази, некромант!»
Этот второй натиск оказался куда злее первого. Над некромантом словно зависла исполинская воронка, и каждая её частица были устремлявшейся сверху вниз сущностью, злобной и сильной, существовавшей с одной-единственной целью — уничтожить замершего внизу врага. Потоки чистой магии рвали их в клочья, распадалась вычурная броня, развеивались серым пеплом туго обтянутые кости, разваливались черепа; порой первым погибал крылатый конь жуткого наездника, и тогда воитель, кувыркаясь, летел вниз, прямо в ждущие его трещины, заполненные жидким огнём.