КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ
Шрифт:
Мистер Лин закрыл Глаза, в комнате воцарилась тяжелая тишина. Я опасался, что он рассердится, даже пожалел было о своей откровенности. Но когда он снова открыл глаза, взгляд его был ласков.
– Разумеется, – кивнул он, – это вполне естественно. Вам захочется восстановить облик дома, увидеть его таким, каким он был в вашем детстве. Это абсолютно естественно. Мой добрый господин, я прекрасно понимаю вас.
Немного поразмыслив над его словами, я ответил:
– Знаете, мистер Лин, возможно, мы не станем восстанавливать все, как было. Во-первых, потому, что, насколько мне помнится, и тогда нас далеко не все устраивало. Например, у мамы
– Очень мудро, мистер Бэнкс. И хотя вы пока не женаты, вскоре может настать день, когда вам придется обустраивать помещения для жены и детей.
– Вполне вероятно. К сожалению, в настоящий момент вопрос о жене в моем случае, невзирая на западные традиции… – Я смутился и замолчал, но старик понимающе кивнул и подхватил:
– Разумеется, в сердечных делах никогда все просто не бывает. – И после недолгой паузы добавил: – Вы хотите иметь детей, мой добрый господин? Я имею в виду – сколько детей вам хотелось бы иметь?
– Дело в том, что у меня уже есть ребенок. Девочка. Хотя она мне и не родная. Она сирота, я взял ее под свою опеку, но считаю своей дочерью.
Я давно не вспоминал о Дженнифер и теперь, упомянув о ней, неожиданно ощутил бурный прилив чувств, представил себе ее дома, в школе… Захотелось узнать, как она, что делает.
Наверное, я отвернулся, чтобы скрыть волнение. Во всяком случае, когда я снова посмотрел на хозяина, он опять понимающе кивал.
– У нас, китайцев, это широко распространено, – сообщил он. – Кровь, конечно, важна, но не менее важен дом. У моего отца тоже была приемная девочка, она росла вместе с нами, как наша сестра. Я и считал ее сестрой, хотя всегда знал о ее происхождении. Когда она умерла от холеры во время эпидемии, я был еще совсем молодым человеком и горевал о ней так же, как об ушедших родных сестрах.
– Должен сказать, мистер Лин, что разговаривать с вами – огромное удовольствие. Редко встретишь человека, с которым можно так быстро найти общий язык.
Он кивнул, сложив пальцы домиком.
– Когда живешь так долго, как я, и приходится пройти через такие испытания, какие выпали нам на долю в последние годы, начинаешь понимать истинную цену радостям и печалям. Надеюсь, вашей приемной дочери будет здесь хорошо. Интересно, какую комнату вы отведете ей? Впрочем, простите меня! Вы ведь уже сказали, что будете вес здесь перестраивать.
– Думаю, одна из тех комнат, что мы с вами только что видели, идеально подойдет Дженнифер. Там есть маленькая деревянная полочка вдоль стены.
– Она любит такие полочки?
– Да. Она расставляет на них свои заветные вещицы. Есть еще один человек, которого я поселю в доме. Формально эта женщина что-то вроде прислуги, но в действительности у нас в доме она всегда значила гораздо больше. Ее зовут Мэй Ли.
– Это была ваша ама, мой добрый господин? Я кивнул:
– Теперь она уже состарилась и, уверен, ей пора отдохнуть от работы. Уход за детьми – тяжкий труд. Мне всегда хотелось, чтобы в преклонные годы она жила здесь, с нами.
Очень великодушно с вашей стороны. Иностранцы часто выбрасывают подобных людей на улицу, когда перестают нуждаться в их услугах. Эти женщины нередко кончают жизнь уличными нищенками.
– Не могу представить, чтобы такое случилось с Мэй Ли. Сама мысль об этом кажется мне абсурдной. В любом случае, как я уже сказал, она будет жить с нами. Как только закончу дела, тут же начну искать ее.
– А скажите мне, мой добрый господин, вы отведете ей комнату в части дома, предназначенной для прислуги, или она будет жить вместе с вашей семьей?
– Разумеется, вместе с семьей. Возможно, у моих родителей на этот счет своя точка зрения, но теперь я – глава семьи.
Мистер Лин улыбнулся:
– В соответствии с вашими традициями так и будет, конечно. Что касается китайцев, то, к моему удовольствию, за стариками сохраняется право возглавлять дом, даже когда они по старости выживают из ума.
Мистер Лин рассмеялся и направился к выходу. Я собирался последовать за ним, как вдруг – совершенно неожиданно и очень живо – в памяти всплыла еще одна картинка прошлого. С тех пор я все время думаю об этом и не могу взять в толк, почему мне припомнилось именно это, а не что-либо другое.
Воспоминание относилось к тому времени, когда мне было лет шесть или семь. Мы с мамой играли в пятнашки на лужайке. Не помню, где именно это было, скорее всего в каком-то парке – возможно, в Джессфилд-парке, потому что неподалеку виднелась изгородь, увитая цветами и вьющимися растениями. День был теплый, но не солнечный. Я предложил маме добежать наперегонки до какой-то ближней отметки, чтобы продемонстрировать ей, как быстро я стал бегать. Я ни минуты не сомневался, что обгоню её и что она в своей обычной манере станет выражать восхищенное удивление демонстрацией моей возросшей удали. Но к моему великому разочарованию, мама не отставала от меня ни на шаг и хохотала всю дорогу, хотя я выкладывался как мог. Забыл уже, кто из нас в конце концов победил, но до сих пор помню, как злился на нее и чувствовал, что по отношению ко мне свершилась чудовищная несправедливость. Именно этот эпизод пришел мне на память в тот вечер, когда я стоял в уютном будуаре мадам Лин. Вернее, лишь один фрагмент: я бегу, изо всех сил преодолевая сопротивление ветра, рядом – смеющаяся мама, шелест ее развевающейся юбки и растущее во мне разочарование.
– Сэр, – обратился я к хозяину дома, – можно мне вас кое о чем спросить? Вы сказали, что всю жизнь прожили здесь, в сеттльменте. Не встречались ли вы за эти годы с моей матерью?
– Не имел счастья познакомиться с ней лично, – ответил мистер Лин. – Но разумеется, слышал о ней и ее грандиозной кампании. Я восхищался ею, как все добропорядочные люди. Считаю ее замечательной женщиной. Говорили, что она была еще и очень красива.
– Наверное. Разве можно объективно оценить красоту собственной матери?
– О, я слышал, она была самой красивой англичанкой в Шанхае.
– Может быть. Но теперь она, конечно, весьма немолода.
– Есть красота неувядающая. Моя жена, – махнул он рукой в сторону спальни, – для меня и сейчас так же красива, как в тот день, когда я на ней женился.
Услышав это, я почувствовал себя так, словно подглядываю за чужой жизнью, и на сей раз именно я первым направился к выходу.
Больше я почти ничего не помню о том визите в наш бывший дом. Быть может, мы провели там еще час-другой, беседуя и трапезничая с собравшейся за столом семьей. Во всяком случае, распрощался я с Линами очень сердечно. Однако на обратном пути мы с Морганом немного повздорили.