Когда мы состаримся
Шрифт:
— Добрый день, дорогой Лоранд! — первым весело и добродушно поздоровался он. — Не забыл меня?
«Ах, так ты в напоминание мне приехал?» — пронеслось в голове Лоранда.
— Отправился вот разыскивать тебя, узнавши от госпожи Бальнокхази, что ты здесь. Чтобы не подумал, будто избегаю.
Значит, и правда «она» на след навела!
— У меня тут переговоры с Шарвёльди по делу Бальнокхази, мировая сделка.
Целая буря поднялась в душе Лоранда во время этого вступления. Как себя вести с этим человеком?
— Надеюсь, ты не станешь вспоминать ту смехотворную развлеку между нами десять лет назад? — сказал пришелец, дружески подавая руку. («Ну да, напоминает — на тот случай,
Лоранд успел уже разрешить мысленную тяжбу с самим собой, которая разгорелась у него в уме за эти несколько мгновений. «Можно вышвырнуть его вон, но тогда все сразу примут меня за обидчика, а мою гибель — за данное ему удовлетворение. Нет, такого торжества им я не доставлю! Пусть убедится этот негодяй, что обречённый нисколько не уступит ему в беспечности — ему, кто с лёгкой душой явился сюда полюбоваться его мучениями!»
И, не распаляясь, не выходя из себя, без тени какой-нибудь гордыни или мстительного ожесточения, Лоранд принял фатовато протянутую ему руку и, ладонью ударив в ладонь, как в былые студенческие времена, дружески её потряс.
— Сервус, Пепи! Тебя да забыть, что ты, чёрт возьми! Но только я думал, что и ты успел за это время состариться. А ты совсем прежний мальчишка. Так и хочется спросить: слушай, а какие у нас завтра лекции?
— Ну то-то же! Очень рад! Самое большое огорчение в жизни было для меня, что мы расстались не по-хорошему. Это мы-то, друзья-приятели! Повздорили. И из-за чего? Из-за газеты какой-то паршивой. Да провались они, все эти газеты! Не стоят они того, чтобы в бутылку лезть из-за них. Ну да хватит об этом, ни слова больше.
— Ладно, коли так. Мы-то здесь, в деревне вообще люди отходчивые, поссорились — помирились. Нынче друг дружке насолим, а завтра в обнимку сидим.
(Ха-ха-ха!)
— Тогда ты вот что, представь меня старику. Он, по слухам, с придурью. Попов недолюбливает. Так я ему про них анекдотов целую кучу вывалю, недели не хватит рассказывать. Пошли, познакомь! Он со смеху помрёт, едва я рот раскрою.
— Ты, конечно, здесь, у нас останешься?
— Само собой! Старый Шарвёльди уже кислую мину строит из-за такого нашествия гостей, а экономка у него — сущее пугало. Да и потом, не годится увиваться за двумя дамами сразу. Стоит за этим в деревню ехать! Апропо! [151] У тебя, кажется, тут цыганочка смазливая завелась?
151
Кстати (фр.).
— Уже и про это пронюхал?
— Надеюсь, ты не будешь ревновать?
— Да иди ты. К цыганке-то? («Ну-ка, ну-ка, попробуй, подкатись! — подумал Лоранд. — Я тебе не могу дать пощёчину, — у неё схлопочешь; так сказать, per procura». [152] )
— Ха-ха-ха! На дуэль из-за цыганки ведь не будем друг дружку вызывать, верно?
— Ни из-за неё, ни из-за других девчонок.
— Вот и славно. Мы с тобой, я вижу, образумились. Что такое баба, в самом деле. А что ты о Бальнокхази скажешь? По-моему, до сих пор красивей своей дочки. Ma foi! [153] Честное слово. Этот десятилетний сценический курс только на пользу ей пошёл. И, кажется, до сих пор в тебя влюблена.
152
По доверенности (лат.).
153
Ей-богу! (фр.)
— Я
Тем временем они спустились в парк, найдя Топанди с Ципрой у мостика. Лоранд представил Пепи Дяли как своего старого школьного товарища.
Ципру это имя привело в полный восторг. Жених Мелани! Сам к своей невесте приехал. Что за чудный малый! Просто душка.
Произведённое им на Ципру благоприятное впечатление Дяли истолковал совершенно превратно, приписав его своему неотразимому обаянию сердцееда.
И, едва успев познакомиться со «стариком», тут же вошёл в роль поклонника, благо любого кавалера светские правила к тому обязывают. И потом — цыганка. И потом — Лоранд не ревнует.
— Вы мне за минуту помогли понять загадку, над которой я бьюсь целый день.
— Какую это? — спросила заинтригованная Ципра.
— А вот какую: почему поджаренный хлеб и рыба, которую подают у Шарвёльди, могут больше нравиться, чем роскошные голубцы у господина Топанди.
— Почему же?
— Я всё не мог понять, как это мадемуазель Мелани могла променять этот дом на тот, но теперь знаю: её прогнали отсюда.
— Прогнали? Кто? — удивилась Ципра.
Мужчины тоже прислушались.
— Кто? Да ваши глазки! — неприкрыто польстил Дяли. — Куда было бедняжке с ними состязаться! Конечно, месяц — весьма приятное и поэтичное явление, но перед солнцем всё-таки бледнеет.
Ципру неприятно поразили эти речи. Многим не по вкусу сладости слишком приторные.
— Ах! Мелани гораздо красивее, — потупясь, сказала она с глубокой серьёзностью.
— Обязан вам верить, как в чудеса апостолов. Но как быть, если из-за вас делаюсь еретиком?
Девушка отвернулась, глядя вниз, на ручей; её естественная стыдливость была оскорблена. А стоявший у Дяли за спиной Лоранд подумал: «Взял бы тебя за шиворот да утопил в этом ручье! Стоишь того, да и мне какое бы облегчение. Но тогда догадаются, что я тебя ненавидел, а о том не должен знать никто! Пусть не поминают моё имя рядом с твоим даже после моей смерти!»
Ибо он ничуть не сомневался: появление Дяли в этот день не преследовало иной цели, кроме как напомнить ему о его ужасной обязанности.
— А знаешь, друг, — фамильярно хлопнул он Дяли по плечу, — сегодня мне срочно надо в Солнок. Видишь, какой из меня стратег!
— О, что ты! Конечно, поезжай! Не оставаться же тебе из-за меня! Делай, как тебе лучше!
— Не о том речь, Пепи. Ты тоже здесь не останешься.
— Чёрт! Ты что же, выставить меня хочешь?
— Ну вот ещё! Мы нынче ночью грандиозную попойку затеваем в Солноке по случаю моего второго рождения. Все окрестные кутилы званы. Так что и тебе там полагается быть.
— Ах, вот что! По случаю твоего второго рождения! — воскликнул Пепи только что не в экстазе, подмигиваньем прося Ципру о снисхождении. — Тогда придётся поехать, какие бы магниты ни притягивали. Мне за твоё «второе рождение» обязательно тост нужно поднять, Лоранд, дружище!
— И брат мой, Деже, тоже там будет.
— А, малыш тот! Куруц [154] Деже! Тем лучше. Мы с ним ещё повоюем. Он и тогда такой забавный был, пресерьёзная такая рожица. Решено: еду с вами. Сдаюсь. Капитулирую. Сегодня же ночью отправляемся в Солнок.
154
Куруц — участник освободительной войны Ракоци (XVIII в.); здесь — упрямец, забияка.