Когда мы танцевали на Пирсе
Шрифт:
– Не лезьте, куда не просят, – процедил Джек, развернулся и зашагал прочь.
Но мы его догнали.
– И нечего на нас шипеть, – сказала я. – Нельсон – наш друг, вот мы и волнуемся. Что тут плохого?
Джек остановился и впервые с начала разговора прямо взглянул нам в лицо:
– Нельсон не обрадуется, если мы заявимся к нему домой, понятно?
– Почему?
Я ляпнула это очередное «почему» и тотчас пожалела. В Джеке шла внутренняя борьба, это было видно по лицу, Джек словно пытался прикрыть Нельсона.
– Ладно,
– По-моему, разница есть, – фыркнула Моника.
Я сделала ей страшные глаза.
– А по-моему, нет разницы.
– Ну нет так нет. Забудь, Джек.
Мы втроем пошли на лужайку, в которую упирался Качельный тупик. Там было полно ребят. Мальчики гоняли мяч, девочки сидели на траве. Мы уселись подальше от остальных.
Между мной и Моникой продолжался молчаливый разговор. Да в чем дело, как бы спрашивали мы друг друга, округляя и закатывая глаза. Джек рвал травинки по одной – вырвет и пустит по ветру. Казалось, сто лет мы уже так сидим. Наконец Джек сознался:
– Я уже ходил к Нельсону.
– Ну и чего ж ты столько времени вилял? – упрекнула Моника.
– Что стряслось с Нельсоном? – перебила я.
– Не скажу.
Я уже себя не помнила от тревоги.
– Нельсон ведь… выйдет к нам играть, да, Джек?
– Выйдет. Через несколько дней.
Вдруг меня как пронзило: я о Нельсоне почти ничего не знаю, даже элементарных вещей вроде адреса, а еще подруга! Сам Нельсон – тихоня, заводиле Джеку не чета, но, странное дело, без него грустно. По крайней мере мне. И тревога гложет. От ужасной догадки навернулись слезы.
– Нельсона кто-то обидел? Поколотил?
– Да пойми же, Морин: у него тоже есть гордость. Что я за друг, если за глаза стану обсуждать Нельсона? Он сам расскажет, если захочет.
– Но ты ведь будешь его проведывать, Джек?
– Буду.
Я сразу поверила, ни тени сомнения не допустила. Конечно, что бы ни случилось с Нельсоном, Джек его не оставит.
Нельсон появился только через неделю. Мы притворились, будто не замечаем синяков на его лице и лодыжках. Нет, на синяки даже украдкой не было брошено ни единого взгляда, зато каждый из нас проявлял к Нельсону максимум предупредительности.
В тот вечер я плакала в подушку.
– Что случилось, Морин? – спросила Бренда.
Конечно, в новом доме у каждой из нас была своя комната, но мы привыкли спать в одной постели, и вот Бренда по вечерам прибегала ко мне, и я с готовностью пускала ее под одеяло. Это ведь так приятно, когда рядом с тобой теплое тельце младшей сестренки.
– Почему ты плачешь? – не отставала Бренда.
– Кто-то избил Нельсона.
– Кто?
– Отец, чтоб его черти взяли.
– Папе расскажешь?
– Вряд ли.
– По-моему, надо рассказать. Как же иначе?
– Спи, малышка.
Бренда обняла меня:
– Нельсон такой хороший, Морин.
Я чмокнула ее в
– Да, он очень хороший. А теперь засыпай.
Бренда зевнула:
– Надо поставить за него свечку, Морин. Пусть от нас будет две свечки – за песика и за Нельсона. И пусть Пресвятая Дева убьет злодея мистера Перкса – Дева ведь такая добрая!
– Это ты здорово придумала, Бренда! Завтра же сразу после уроков и пойдем в церковь.
Я еще долго не могла заснуть. Все думала о Нельсоне, замурзанном, тощеньком, в этом коричневом джемпере с дырками на локтях. Может, хоть мама любит Нельсона, раз уж ему достался отец-мерзавец? Очень я на это надеялась. А еще надеялась, что Пресвятая Дева Мария покарает мистера Перкса, переломы обеих ног ему обеспечит, к примеру.
На другой день мы с Брендой отправились ставить свечки. Я обожала нашу церковку. Такая она была милая, и алтарь такой красивый, голубой, раззолоченный. У изваяния Пресвятой Девы неизменно теплилась свечка, пахло ладаном, даже когда Святые Дары не были выставлены. У входа мы окунули пальцы в чашу со святой водой и совершили крестное знамение.
– Знаешь, Бренда, сегодня Пресвятой Деве надо сосредоточиться на Нельсоне, так что давай поставим только одну свечку, чтобы Пресвятая Дева не отвлекалась еще и на песика.
– Ты ее попросишь убить Нельсонова папу, да, Морин?
– Нет. Я ей расскажу, что мистер Перкс сделал с Нельсоном, а уж она сама рассудит.
Личико у Бренды стало испуганным.
– Пресвятая Дева не сумела помочь Иисусу, а ведь Он ей родной сын! Думаешь, она поможет Нельсону?
– Видишь ли, Бренда, помогать Иисусу она права не имела. В том-то и суть, чтобы Иисус умер на кресте и тем искупил все грехи мира. Наверно, Он заранее предупредил свою матушку, чтобы не вмешивалась.
– И впрямь. Ая и забыла.
– Поэтому, Бренда, мы с тобой сейчас вознесем молчаливую молитву, а дальше пускай Пресвятая Дева ходатайствует.
– Что значит «ходатайствует»?
– Точно не скажу, но у сестры Аквинат это любимое слово.
– Как думаешь, если мы заплатим за свечку, Пресвятая Дева скорее откликнется?
– У нас ни пенса, Бренда.
– А что, если Пресвятая Дева сперва исполняет молитвы богачей? Они ведь платят за свечки.
– Не может такого быть. Закрой глаза и взывай к Пресвятой Деве, только мысленно.
Мы обе преклонили колени перед изваянием. Я стала молча молиться, и вот в каких выражениях: «Бесценная Пресвятая Дева Мария! Конечно, твой сын Иисус все видит и все знает и ты сама тоже. Выходит, ты должна знать про Нельсона, какой он хороший и добрый мальчик. Его наказывать совершенно не за что, а тем более битьем, но отец все-таки избил его…»
– Морин, а что нужно говорить? – прошептала Бренда.
– Попроси Пресвятую Деву, чтобы она походатайствовала.
– Походатайствуй, дорогая Пресвятая Дева, – прошептала Бренда.