Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
— Ты думаешь, это хорошая идея? — Кали с трудом заставляет себя оторваться от созерцания своей комбинации — две двойки и туз — на фоне въедливого красного сукна. Чертовски болят глаза. — В такое время? — Они оба на мели, и этот нездоровый оптимизм не вызывает у неё ничего, кроме недоумения. Кайл выходит из кухни с деревянной ложкой для помешивания в руках, ест прямо с неё. Наверное, голодный, как собака, а она даже не накрыла стол…
— Кали, деньги у нас ещё будут, а вот времени…
Кали вдруг понимает, что настолько погрязла в себе, своих проблемах, своей лжи и недомолвках, что забыла, когда в последний раз смотрела ему в глаза.
— Куда-нибудь, это куда? — она встаёт с дивана и топает на кухню следом за ним, открывает холодильник, достаёт утренний салат, соус, ставит чайник. Заставляет себя улыбнуться. Она, кажется, разучилась этому, оттого улыбка выходит кислой, неестественной.
— Тахо. Давно хотел туда. Ты как на это?
— Ты знаешь, мне всё равно, лишь бы с тобой, — Кали пожимает плечами, садится рядом, наливает себе кипяток и макает в него чайный пакетик с отвратительно химическим запахом черники. Странно, раньше ей нравилось.
— Знаю, поэтому забронировал домик, — Кайл кладёт на стол буклет, лукаво щурит глаза, чуть наклонив голову. Кали замечает, что у него исхудало лицо, что у него усталый взгляд, и веселье его какое-то нервное, напускное. Совсем, как её у неё.
— Хитрая ты задница, — Кали легонько бьёт его прихваткой по плечу. — Когда едем?
— Сегодня. Туда от нас часов восемь на машине. К вечеру будем там.
Неожиданно. У Кали чувствует, как у неё вытягивается лицо от удивления. Планы, которые она так тщательно вынашивает и так тщательно скрывает от него, отодвигаются минимум на пять дней. Чертовски не вовремя. Кали судорожно пытается найти весомую причину для отказа, но голова, как назло, ни черта не варит.
— Ты же после ночной… — и выглядит он не очень, но даже в таком неважном состоянии Кайл пытается что-то делать для неё. Для них.
Кали чувствует, будто на горло что-то давит. Она трогает руками шею, пытается снять, разгладить это ощущение. Хочется плакать. Хочется бросится к нему в объятия, спрятаться у него за спиной, прийти с повинной, выложить всё, что она задумала. Попросить прощения за своё поведение. Он обязательно нашёл бы решение, но Кали больше не хочет его использовать. Он даёт ей слишком много. А она слишком мало отдаёт взамен.
— Посажу тебя за руль на пару часов. Мне хватит, — он вдруг становится серьёзным. Откладывая вилку, Кайл поворачивается к ней, берёт за руку. Кали замечает, что его ясные, такие живые глаза, потускнели. Он смотрит на неё с тоской и надеждой, и Кали не может этот взгляд выдержать — она опускает голову, изучает их сплетенные между собой ладони, видит, что у него сбита кожа на костяшках. — Я скучаю по тебе, Кали. Очень скучаю. Вернись ко мне.
Она ничего не замечала в упор, словно слепая: ни тонкой, тёмной полоски на переносице — свежего следа от чьего-то удара, ни чуть припухшего уголка губ, ни этих сбитых костяшек, а он замечал всё, он видел её насквозь. Кайл смотрит на неё так, словно пытается достучаться, пытается достать её из скорлупы, в которую Кали спряталась после всего того, что свалилось им на головы. Он пытается вернуть её прежнюю.
Его слова сбивают с ног, окончательно выбивают дух. У неё влажнеют глаза. Кали всхлипывает, выдирает руку из его руки, прячет лицо в ладонях.
— Кали…
— Прости меня, пожалуйста, — она резко встаёт со стула, садится к нему на колени, обнимает так крепко, словно кто-то или что-то вот-вот заберёт его у неё. Вегас подождёт. У неё ещё есть время. Она ещё может потянуть его, подумать, что скажет, когда будет собирать вещи или когда вернётся (если вернётся), потому что с Кайла станется просто не выпустить её за порог. Она сделает то, что задумала, потому что смотреть на тоску и усталость в его глазах становится невыносимо.
— Что с тобой? — Кали дотрагивается до свежих ссадин на его лице.
— Рабочие моменты, — он снова бережёт её от подробностей, лишь обнимает крепче и закрывает ей рот поцелуем, не позволяя задавать вопросы. — Собирай вещи, Кали. Я посуду вымою.
Рейес смотрит, как он складывает посуду и аккуратно относит её в раковину. Рыдания опустошили Кали, боль в горле утихла, но спустилась ниже — теперь у неё щемит в груди. Нет, она всё-таки везучая. Она не переживёт, если потеряет его. Спустя полчаса торопливых сборов её улыбка становится искренней.
***
Кайл просыпается спустя пять часов от начала пути.
— Почему не разбудила? — он хмурится, вертит головой, глядя в окна, поднимает откинутую спинку сиденья, смотрит в экран навигатора.
За полосой дорожного ограждения блестит широкая лента реки, она прячется за зарослями хвои и пологими склонами белых гор, когда Кали входит в длинный поворот направо. Лос-Анжелес остался далеко позади. Расслабленно откинувшись на спинку кресла, она уверенно держит тонкий обод руля, ветер из приоткрытого окна треплет её тёмные кудри. Короткая, светло-голубая джинсовка оттеняет её смуглое лицо и руки с тонкими, длинными пальцами, кончиками которых она отстукивает какой-то ей одной известный ритм.
— Давно хотела обкатать твой «Мустанг», — и дать ему выспаться. Кали отрывает взгляд от дороги и, загадочно улыбаясь, бросает на него игривый взгляд. — Кстати, я взяла белое платье.
— Ты вернулась.
«Я хочу тебя в том белом платье» — она помнит. Она вернулась. Его нежная, горячо любимая женщина снова с ним. Кайл улыбается ей в ответ.
Он пересаживается за руль на ближайшем технологическом съезде, и остаток пути едет сам, сверяется с навигатором, когда въезжает в Тахо-Сити. От обилия зелени вокруг болят глаза. Кали высовывается из окна и с наслаждением вдыхает чистый горный воздух. Кажется, его можно пить, настолько он густой и осязаемый.
— Ты прав, в общем, как и всегда. Дела иногда стоит отложить. Я почти год не выезжала из ЭлЭй. — Почти год дышала выхлопами, парами алкоголя, сортирной вонью и табачным дымом. Это мерзкое амбре настолько въелось в лёгкие, что Кали хочется прокашляться. Кружится голова и подташнивает — рельеф дороги меняется или её начинает укачивать.
— Будем чаще выбираться, — Кайл, как всегда уверенно смотрит в будущее, которого Кали не видит в упор. До их лучшего будущего — двести двадцать тысяч долларов, которых, как скалу посреди дороги, не обойти, не объехать. Кали трёт виски, стараясь прогнать эту мысль и унять головокружение. Не сейчас. Сейчас не время расклеиваться.