Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
Фрэнк поднимается на ноги, доливает ей воды и уходит по коридору, кажется, на кухню. Кали остаётся один на один со своим оцепенением.
— Это ещё не всё, — Фрэнк возвращается. Кали, потерявшая нить разговора, вздрагивает. «Это ещё не всё» не сулит ничего хорошего. — Он сказал, что вы не возьмёте. Но я всё равно обязан отдать его вам, — Фрэнк ставит перед ней бархатную коробочку. Она закрыта, но не сложно догадаться, что в ней. — Мне жаль, что так вышло, Кали. Забирайте деньги и поезжайте, время не ждёт.
Рядом с кольцом Фрэнк кладёт увесистый бумажный пакет из-под завтрака с логотипом местной закусочной. Кали тупо водит взглядом по пакету, по коробке и обратно. Она, словно пьяна, реальность превращается в тягучий, затяжной кошмар, в серый туман, в котором Кайл рассыпается в пыль и прах. Он не мёртв. Он жив, но его поглотила тьма. Та тьма, от которой он бежал всю жизнь. В этом простом бумажном пакете её свобода ценой в двести двадцать тысяч. Её свобода взамен на его свободу.
— Я не возьму. Мне не нужны такие деньги,— Кали резко встаёт с дивана. Снова кружится голова. — Я могу его увидеть? — он не имел права принимать такие решения. Ей хочется сказать ему это в лицо. — Нет, я не хочу его видеть.
Беспомощность, отчаяние и страх сменяет ярость. Такая сильная, что ей хочется достать спички и сжечь проклятые бумажки прямо здесь и сейчас. Он не имел права так поступать с ней. А это чёртово кольцо, как издевательство, как несбывшееся будущее, которое могло быть у них, поступи он иначе. Она любила его. Он бросил её. Предал. Подвёл. Он поступил с ней так же, как её отец. Кайл Хантер не заслуживает ничего, кроме забвения и ненависти.
Молча, не прощаясь, Кали спешит к выходу.
— Люди в наше время не ценят жертв. Жаль, что Кайл сел зря.
Кали словно врезается в невидимую стену. Слова Фрэнка, как удар кнутом по спине — больно. Кали глотает слезы и, задрав подбородок, покидает дом.
На улице чёртова глухая ночь, а ей позарез нужно в гетто. Ни один здравый таксист не поедет туда за обычную ставку. Денег впритык, если она потратиться на такси сейчас, ей хватит только на бензин до Вегаса, даже на ночёвку в мотеле не наскрести. На обратный путь денег уже не остаётся. В Вегасе придётся заработать. Или остаться там навечно. Другого выхода у неё нет.
Где-то вдалеке гремит гром. Кали достаёт издыхающий мобильник, набирает по памяти номер.
— Прекрасная леди? Что заставило вас позвонить мне в столь неурочный час? — Гервил на том конце провода явно бодр, но, видимо, не прочь подурачиться. У Кали же с чувством юмора сейчас огромные проблемы.
— Я еду в Вегас. Я хочу встретиться с Франко, — твёрдо заявляет она, не допуская даже мысли, что ей могут отказать. Кали вся подбирается, в голосе звенят железные нотки, она, словно проглотила стальной прут, и теперь её не согнуть. Чувство вины и ужас потери сменяет злоба, отчаяние придаёт сил и какого-то необъяснимого спокойствия. Хуже уже не будет, так чего боятся?
— Хм, интересно. А ему это зачем?
— Скажите, что я дочь Эмилио Рейеса, и нам есть, что обсудить.
В трубке звенит тишина, Кали успевает поймать такси, усесться назад и коротко бросить адрес квартиры вместе с сотенной купюрой. Она отрывает аппарат от уха, чтобы проверить, не прервалась ли связь. Связь в порядке.
— Я посмотрю, что можно сделать для вас, — наконец, отвечает Гервил, и Кали, выдохнув, суёт мобильный в карман.
Она будет биться до конца. Или пан, или пропал.
***
Кали позволяет себе поспать пару часов перед дорогой. Она забирает все свои вещи из квартиры Кайла, запирает дверь и кладёт ключ в почтовый ящик, отдаёт в прачечную на чистку и отглажку чёрное платье-футляр с открытой спиной — ещё одно напоминание о прошлой, сытой жизни. Не в драных джинсах же ехать на встречу с одним из самых влиятельных ублюдков побережья? Под сиденье своего «Сильверадо» она суёт пистолет и две обоймы — дорога длинная, всё может быть. Запрыгнув на подножку джипа, Рейес бросает взгляд на окна квартиры Кайла. История повторяется — Кали уже собирала вещи, бросала ключ в ящик, проклинала его за ложь… А потом вернулась. Но больше она не вернётся. Никогда. Эта мысль встаёт комом в горле. Кали хочется плакать от боли потери и предательства, от страха перед неизвестностью, от жалости к себе, от чувства вины. Этим отношениям чуть больше месяца. Всего лишь месяц, но кажется, что им с десяток лет. Больно так, что хочется перестать жить. Когда она садится за руль, вбивает в навигатор «Лас-Вегас» мыслей не остаётся никаких. Только дорога.
Она ночует в местечке Барстоу прямо в машине, на стоянке на Рэйзор-роуд, потом отдыхает прямо на паркинге у минимаркета, пока охранник не прогоняет её прочь. Ехать тяжело, Кали постоянно клонит в сон, и машина ведёт себя странно. Когда до Вегаса остаётся пять часов, «Сильверадо» отказывается ехать дальше. На ремонт нет ни времени, ни, конечно же, денег. Она надеется, что дорожная полиция доберётся до машины раньше, чем угонщики, ведь криминальный район уже далеко позади — это единственное имущество, на которое Рейес ещё может рассчитывать. Кали забирает вещи, суёт оружие за пояс, находит в мусорном баке картонку от коробки, пишет на ней «Лас-Вегас» и встаёт на обочину голосовать.
Её подбирает парочка на светло-голубом седане: красивая мексиканка и белый в строгой рубашке с закатанными рукавами. Женщина, кажется, рада попутчице, в отличие от её друга. Он не сказал ей ни слова, не представился, лишь бросил на неё хмурый взгляд. Скорее всего, это девушка настояла на том, чтобы притормозить, он бы с удовольствием проехал мимо. Ну и плевать. Через три часа Кали распрощается с ними и больше никогда о них не вспомнит.
— Я — Эйса.— мексиканка протискивается между сиденьями, тянет узкую ладошку для рукопожатия. — Ты откуда? Я из Синалоа.
— Плохо с испанским, — Кали говорит ей одну из немногих фраз, выученных ею ещё в юности. Эйса повторяет вопрос по-английски. Кали отвечает.— Лос-Анджелес.
— А-а-а, ты местная, — как-то разочарованно тянет попутчица. Наверное, соскучилась по родной болтовне и, скорее всего, именно поэтому убедила своего дружка подобрать её. Кали помнит ещё по отцовским друзьям, что мексиканцы — народ порывистый и искренний, они умеют крепко любить и люто ненавидеть. Отдадут за своих последний цент, и с тем же успехом продадут своих же за двадцатку. Искренняя заинтересованность этой Эйсы понятна. Или ей просто скучно.