Когда пересекаются орбиты
Шрифт:
Если бы я был урод, возможно, ей удалось бы выдержать «экзекуцию» и не выказать слабость, но я чертовски привлекателен, знал это с детства и пользовался этим тоже практически с детства. Она «вернулась» в своё тело, уже не могла скрывать разбуженную мной чувственность, стала постанывать, слегка прихватывать мои руки своими и снова, словно обжёгшись, отдёргивать их, но я с удовлетворением видел, как она сжимает пальчиками простынь, что она близка к оргазму, усилил давление на клитор, он набух и пульсировал под равномерно трущимся об него членом, я ускорился, она вскрикивала, выгибалась, я, даже не будучи у неё «внутри», чувствовал, как быстро сжимаются от нарастающего восторга её складочки. Ввёл в неё свой ствол, надавил, преодолевая сопротивление неразработанной
Дышали мы оба бурно, она так вообще задыхалась, ещё бы – первый в её жизни настоящий «взрослый» оргазм, я с сожалением думал о том, что нам пора… Мне пора возвращать беглянку. Но как же не хотелось расставаться с этим сладким телом… моей девочки… Я перевернулся на спину, не выпуская её из своих рук. Её волосы окутали нас, словно бы поместив в шатёр. Ореховые глаза теперь смотрели на меня сверху, в них снова желание боролось с испугом и… ещё чем-то… Опять упрямством? Последнее меня задело, а когда я задет, мой член вступается за меня, он снова встал торчком, мощным фаллосом, на который я, легко приподняв, насадил девчонку, она вскрикнула, но больше от неожиданности, чем от боли.
– Попрыгай на мне, – приказал я. Никак не мог избавиться от этого тона в общении с ней. Не приучен говорить ласково. Грубость, похоть, жёсткий секс, покорность шлюх – вот среди чего я формировался и среди чего протекала моя грёбаная жизнь. Я не знал, как обращаться с этим аленьким цветочком, который я уже испохабил, растоптал грязным сапогом.
– Что? – она, видимо, так удивилась, что даже забыла, что не «разговаривает» со мной.
Голос у неё был совершенно ангельский. Я опять слегка приподнял её, не снимая с члена, и опустил, и так пару раз.
– Вот так, попрыгай.
Она не шевелилась. Но мой горячий раздутый ствол внутри неё выполнял свою миссию, она возбуждалась всё больше, я видел это по её глазам, чувствовал по охватившей её дрожи. Подпихивал её бёдрами, в такт этим движениям сжимал и разжимал её грудки.
– Ну же, не сиди сиднем, работай, – опять грубовато приказал я. Отсох бы лучше мой язык. Она, уже почти готовая к тому, чтобы последовать за своей женской природой, опять напряглась, нахмурилась упрямо, замерла, усилием воли усмиряя пульсацию своего клитора.
Тогда я опять перекатился, снова оказался сверху, отымел её классикой. Заставил стонать и мять простынь. Умело меняя темп, опять добился одновременного оргазма. Излился снова в неё. Что поделать, так бывает, презервативы кончились, а вытаскивать член, когда накатывает оргазм, некомильфо. Так сладко кончать в горячее мокрое влагалище. Туда, куда самой природой это задумано.
Отдышались. Наконец-то слез с неё, сел на кровати. Она тут же натянула на себя одеяло, прикрываясь, словно я ещё не всё в ней рассмотрел.
– Вы… ничего на себя не надевали, – произнесла, спотыкаясь, стыдливым шёпотом.
Офигеть. «Вы». Так ко мне после траха ещё никто не обращался.
Меня это опять завело, я уже сам себя не узнавал. Сколько можно ухайдокивать девчонку, только-только потерявшую невинность?!
Снова подмял её, на этот раз уже совсем торопливо, жёстко, глубоко, прежде чем возвращать её, хотел заставить себя думать о ней как о шлюхе, одной из сотен, которые у меня перебывали, она вскрикивала, меня это только подстёгивало, бился в неё как птица в стекло, слепо и яростно. Последний толчок получился особенно мощным, девчонка охнула, до крови закусила губу, из глаз брызнули слёзы. Ствол дёргался внутри неё в конвульсиях, извергаясь очередной порцией семени. Я приходил в себя. Медленно вынул член, он был снова окрашен красным, кажется, последним рывком я порвал ей промежность, всё-таки размер у меня внушительный, а она… я говорил уже, хрупкая фея… На этот раз я сразу поднялся с кровати, находиться рядом с ней становилось для меня опасно, терял голову и контроль. Она повернулась на бок, с трудом подтянула к животу колени, продолжая беззвучно плакать и кусать губы.
То, что произошло, называлось уже не сексом, а насилием, я понимал это, жалел о содеянном, но, как всегда, только внутри себя, так глубоко, что и сам с трудом разглядел в себе это сожаление. Однако… теперь было ясно, что девочку нельзя отдавать… Ещё один такой «сеанс» окончательно её добьёт, а там, куда я должен её вернуть, щадить её никто не будет, там всё рассчитано на шлюшек, готовых очень широко раздвигать ножки и терпеть любые выкрутасы «клиентов».
Хмурясь и ещё не зная, как поступить, пошёл в душ, устроил себе дикий контраст: от почти кипятка до ледяного, чтобы встряхнуть мозги.
Вошёл в спальню, вытираясь на ходу, она лежала всё в том же положении и всё так же молча плакала. Оделся. Постоял над ней. Развернулся и вышел. Запер дверь на все замки и обороты. Чёрт… Кажется, я добровольно влипаю в какое-то дерьмо.
Глава 2
Я позвонил «заказчику», сказал, что по горячим следам не нашёл. Мне продиктовали её адрес (оказывается, у них осталась её сумочка, а в ней – паспорт) с заданием продолжать поиски. Из этой липкой паутины никто и никогда не выскальзывал, стоило хотя бы раз оказаться внутри… Помимо «поисков беглянки», у меня была куча других дел, дома я оказался лишь в середине ночи. Отпирая замки, гадал, как там она, моя пленница… Чувство, что в моей квартире кто-то есть, кто меня «ждёт», было очень странным, как минимум непривычным. Она спала поверх одеяла, лишь слегка прикрывшись его краешком. Умытая. Одетая. Со следами перенесённого унижения и боли на своём прелестном личике и всё в той же позе зародыша. Я заглянул в холодильник – ничего не тронула, а подкрепиться было чем. Постоял под душем и лёг рядом с ней, также поверх одеяла. Только, в отличие от неё, голый. Не люблю спать в одежде. Проснулся, почувствовав на себе её взгляд. В спальне было сумрачно от зарождающегося за окном рассвета.
Встретился с ней глазами. Внутренне вздрогнул от укора, с каким она смотрела на меня.
– Не смотри так, – приказал я.
В её глазах тут же заблестели слёзы.
– Отпустите меня домой, пожалуйста, – попросила она. Позы своей не меняла. Я заподозрил, что ей всё ещё больно двигаться. Не отвечая, встал, зажёг свет, ничуть не стесняясь своей наготы, член вёл себя пока спокойно, слушался сигналов мозга, что бывало с ним далеко не всегда. Мозг же был занят поиском заживляющей мази в аптечке.
– Ложись на спину, ноги согни в коленях и раздвинь, – сказал я, не меняя приказного тона.
Она увидела тюбик с мазью в моей руке.
– Я сама, можно? – спросила тихо, старательно обходя взглядом всё, что было у меня ниже пупка.
– Нельзя, – отрезал я. Чуть смягчившись и понимая, чего она боится, произнёс грубовато: – Я тебя только подлечу немного, трогать не буду, обещаю.
Она легла на спину, её всю трясло, взяла подушку и закрыла ею лицо, лишь потом выполнила мои остальные «распоряжения» – согнула ноги в коленях и раздвинула их. Во мне, конечно, тут же всколыхнулась похоть, но отрезвил вид красного пятна на её трусиках. Блин. Прости меня, девочка. Я осторожно стащил с неё трусики, так и есть, разрыв был сильный, не меньше сантиметра. Легко касаясь, нанёс мазь, она глухо вскрикнула под подушкой и… увлажнилась от моего прикосновения. Эх… если бы не то моё последнее движение, сейчас погрузились бы с ней в сладостный мир чувственных наслаждений. Я удивился сам себе, когда подумал об этом именно такими возвышенными словами. Раньше сказал бы «в мир разнузданного траха», но для этой феи и слова рождались странные, непривычные. Я даже не подозревал, что в моём «активе» имеются и такие…