Когда пересекаются орбиты
Шрифт:
– Вита, это твоя банковская карта, – я вложил в её ладошку пластиковый прямоугольник, она сделала протестующее движение, но я с силой сжал её пальцы, – не вздумай спорить, берёшь, и всё. ПИН – день и месяц твоего рождения.
Она изумлённо вскинула глаза.
– Да, судьба у этой карты быть твоей, – улыбнулся я. – Сам удивился, когда увидел дату в той справке, что тебе выдали
– В женском монастыре? – Вита опять смотрела на меня в изумлении.
– Я недолго.
Вита поверила, послушно развернулась, ушла внутрь двухэтажного деревянного здания, расположенного прямо во дворе монастыря. Я же спросил у одной из встреченных монахинь, где могу найти матушку Евфимию.
Она была в своём «кабинете», что-то подсчитывала на деревянных бухгалтерских счётах, ловко двигая костяшки. Не сразу меня заметила. Я сколько-то мгновений стоял в дверях, любовался ею, она была вся такая уютная, от неё всегда веяло добром, мы всем детдомом горевали, когда она «сдала свой пост». Мне было десять. И уже было понятно, что из всех возможных дорожек я выберу самую кривую… Она сколько могла и сколько успела в меня вложить, столько вложила. Пожалуй, всё то хорошее, чему я в себе мог удивляться, было её «наследством». И было оно в отношении меня как заставка с предупреждением о вреде курения перед крутым мочиловом: я – хладнокровный жестокий ублюдок, зато не ругаюсь матом и, кстати, действительно не курю, правда, не из-за опасений о вреде здоровью, а потому что курение – это тоже привязанность, которых я избегаю…
– Ванечка? – она наконец подняла глаза и, поменяв очки с «близи» на «даль», узнала меня. Она единственная, кто называет меня по имени. – Вот радость-то! Ванечка, – она встала из-за стола, двинулась мне навстречу, мы обнялись, она меня перекрестила. Внимательно-внимательно посмотрела в мои глаза, вздохнула, всё в них прочитав. Расспрашивать ни о чём не стала. Опять будет класть за меня земные поклоны…
– Я привёз к вам девушку на две недели, зовут Вита, поживёт в вашей гостинице, – сказал я.
– Ванечка, наконец-то в твоём сердце я вижу любовь.
– Да, не буду скрывать, она мне дорога. Так дорога, что лучше бы вы убедили её держаться от меня подальше, у меня самого вряд ли получится…
– Так, может, задумаешься, для чего вам ваша встреча подарена, да выводы правильные сделаешь?
Я лишь вздохнул. Мы немножко поговорили, она рассказала, кто ещё из бывших воспитанников её навещает. Но между собой мы знаем – я её любимчик. Потому что всегда был самый «трудный», иногда меня посещает мысль, уж не ради ли спасения моей тёмной души заперла она себя в стенах монастыря, не её ли молитвами до сих пор жив…
Я уехал, не попрощавшись с Витой. Не доверял себе. Решил, позвоню ей, когда отъеду настолько далеко, что физическая связь между нами ослабеет, сейчас же пока я очень сильно чувствовал её близость.
Не позвонил. Вместо этого всю первую неделю предавался «разнузданному траху». Вытравливал из себя память о ней. Было бы возможно, вместо траха лакал бы водку до потери сознания, но я не пил, мой «бизнес» требовал полной готовности 24 часа в сутки. Поэтому оставался только трах… Я снова был яростным и жёстким в постели. Шлюхам нравилось, как я с ними обращаюсь. Они кончали с визгом.
Звонок телефона был каким-то чересчур настырным и неприятным. Нашарил его в темноте на тумбочке.
– Стэн, мы нашли ту тёлочку, которая сбежала. Представляешь, она врала, что целка, никакая не целка, вполне обычная шлюшка, мы с парнями уже проверили. И знаешь, где нашли? В Переславле-Залесском! Загорала на пляже на Плещеевом озере! Ну не ржачка?! А мы туда днюху мою поехали отмечать, тебе не дозвонились. Приезжай на базу покататься на карусели, пока из неё не все соки выжали.
Я чувствовал, как в лёгких заканчивается воздух, мог только беззвучно открывать рот, понимал, что это смерть, избавление от ужаса, молил о смерти для неё, как можно более быстрой. Я умирал. Сердце билось всё медленнее, вот оно почти совсем остановилось. С его последним толчком я… проснулся.
Конец ознакомительного фрагмента.