Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
Мужественно улыбаясь, Гаррик наклонялся в седле и тер ногу.
– Ты же на той неделе чинил ее, – удивлялся Шон.
– Чинил, да проволока почему-то опять провисла.
Странное дело, что бы ни брался чинить Гаррик – все снова быстро ломалось.
– У тебя кусачки с собой?
Гаррик с готовностью лез в седельную сумку и доставал кусачки.
– Ладно, я сам починю, – говорил Шон.
– Черт возьми, спасибо тебе, брат. – И, поколебавшись, Гаррик добавлял: – Не говори только папе, хорошо?
– Нет, конечно, ты же не виноват,
И Гаррик ехал домой, тихонько крался в спальню и спасался от действительности с Джимом Хокинсом на страницах «Острова сокровищ».
Благодаря работе к Шону пришло и новое ощущение жизни. Когда дожди оплодотворяли землю и из нее появлялась зеленая трава, а на плато наполнялись водой все низинки, это уже свидетельствовало не только о начале сезона, когда птицы вьют гнезда и в Бабун-Стрёме лучше клюет рыба. Теперь это значило еще и то, что пришла пора отгонять стада из долины; что животные в гуртах, приготовленные на продажу в Ледибурге, нагуляют жирок; что закончилась еще одна зима, земля оживает снова и будущее сулит новые надежды. Такое новое ощущение жизни распространялось и на скот. Это было крепкое, почти первобытное чувство хозяина.
День клонился к вечеру. Шон сидел на лошади и сквозь деревья смотрел на небольшое стадо, растянувшееся по широкой низине. Животные паслись, опустив голову и лениво помахивая хвостом. Между Шоном и стадом бегал теленок: рожденный три дня назад, он был все еще светло-коричневой масти и нетвердо стоял на ногах. Малыш вовсю испытывал силы пока не очень послушных конечностей, неуклюже выписывая круги по низкой травке. Из середины стада замычала корова, и теленок сразу застыл на месте в ожидании, нелепо расставив ножки и подняв уши. Шон улыбнулся и подобрал поводья. Пора двигаться к усадьбе.
И вдруг Шон увидел ягнятника. Огромным темно-коричневым камнем хищник падал прямо на теленка: крылья закинуты назад, лапы с длинными острыми когтями вытянуты, готовые для смертельного удара. Падал он так стремительно, что только ветер свистел позади.
Шон сидел как парализованный, следя за происходящим. На его глазах огромная птица ударила в спину теленка, и Шон услышал, как с хрустом, словно сухая палка, ломаются кости. Теленок упал на траву, бессильно пытаясь сопротивляться усевшемуся на него сверху ястребу.
Шон был ошеломлен быстротой происходящего. Но уже через секунду его охватила бешеная злость, грудь и живот захлестнула жгучая волна. Шон ударил лошадь каблуками, и та рванула вперед. Он направил скакуна прямо на гигантского ястреба. Мчась во весь опор, Шон орал на хищную птицу благим матом – так зверь кричит на своего врага.
Ястреб повернул голову и одним глазом посмотрел на человека. Раскрыл свой огромный желтый клюв и ответил ему по-своему, хриплым клекотом, затем отпустил теленка, подпрыгнул и взмыл в воздух. Тяжело взмахивая крыльями, он летел низко над землей и, постепенно набирая высоту, удалялся.
Шон выхватил из чехла винтовку и натянул поводья
Ягнятник отлетел уже ярдов на пятьдесят и высоту набирал довольно быстро. Шон вскинул винтовку, тщательно прицелился.
Теперь попасть было не так-то просто. Пернатый хищник поднимался все выше и выше, и с каждым взмахом крыльев тело его резкими толчками продвигалось вперед.
Шон выстрелил. Приклад ударил в плечо, и, когда пороховой дым унесло ветром в сторону, он увидел, что пуля нашла свою цель.
Гигантская птица падала вниз. Из нее, как из подушки, летели перья, она беспомощно махала длинными шестифутовыми крыльями. Не дожидаясь, когда ягнятник упадет на землю, Шон рванул с места.
Когда он добрался до места, куда упала птица, та была уже мертва. Но Шон на всякий случай обеими руками взял винтовку за ствол и прикладом что есть силы нанес удар, затем еще один и еще. С третьего удара приклад сломался, но он, всхлипывая от ярости, продолжал колотить врага.
Наконец, обессилев и тяжело дыша, Шон остановился. По лицу ручьями стекал пот, он весь дрожал. Гигантская птица превратилась в бесформенную массу из мяса, костей и перьев.
Теленок был еще жив. А вот винтовку заклинило. Слезы яростного гнева жгли Шону глаза. Он опустился на колени и прикончил детеныша охотничьим ножом.
13
Новое чувство хозяина было так сильно, что Шон порой даже на Гаррика злился. Впрочем, это всегда у него длилось недолго. Шон по натуре был отходчив, и гнев, и ненависть вспыхивали быстро, но скоро прогорали, наподобие сухой травы: горит она жарко, но скоро гаснет, и в пепле не остается горячих угольков.
Когда это случилось, Уайт был в отъезде. Уже три года подряд Уайта Кортни выдвигали кандидатом на должность председателя Ассоциации производителей говядины, и каждый раз он отзывал свою кандидатуру. Ничто человеческое не было ему чуждо, – конечно, он понимал престижность этого кресла и был бы не прочь занять его. Но при этом он прекрасно отдавал себе отчет, что частые отлучки неблагоприятно скажутся на состоянии хозяйства.
Когда произошли очередные ежегодные выборы, Шон и Гаррик работали уже два года.
Вечером, накануне отъезда в Питермарицбург на собрание, у Уайта состоялся разговор с Адой.
– Ты знаешь, – сказал он, стоя перед зеркалом и подравнивая ножницами бороду, – на той неделе я получил письмо от Бернарда. Они там настаивают, чтобы я принял эту должность.
– И правильно делают, – отозвалась Ада. – Соглашайся, лучшего председателя им не найти.
Подстригая бакенбарды, Уайт сосредоточенно хмурился. Ада столь безоговорочно верила в его способности, что он и сам почти не сомневался в своих силах. И теперь, разглядывая свое лицо в зеркале, он раздумывал, насколько его успехи обязаны поддержке этой женщины.