Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
На полке возле камина хранились трубки и табак в табакерке. Вдоль стены – стойка с ружьями и книжный шкаф с книгами в темно-бордовых и зеленых кожаных переплетах: энциклопедии, словари, книги о путешествиях, о сельском хозяйстве… и ни одной художественной книжки. На стене, прямо напротив стола, висела картина – выполненный маслом портрет Ады: художнику удалось поймать выражение безмятежности на ее лице; облаченная в белое платье, она держала в руке шляпу. А над камином, доминируя над всей обстановкой комнаты, располагалась великолепная коллекция
В этом пространстве обитал мужчина. Присутствие этого мужчины чувствовалось во всем, в кабинете даже пахло Уайтом. Кабинет так же несомненно принадлежал ему, как и висящие на двери твидовое пальто и широкополая фетровая шляпа с двойной тульей.
Шкафчик рядом с сидящим Шоном был открыт, на верхней полке стояла бутылка бренди. Шон держал в руке бокал.
– Ты пьешь папино бренди? – с изумленным осуждением в голосе спросил Гаррик.
– А что, неплохое бренди, кстати.
Шон поднял бокал и посмотрел содержимое на свет. Потом осторожно отхлебнул, подержал напиток во рту, не торопясь пропускать его через горло. Гаррик смотрел на него с ужасом, смешанным с восхищением, а Шон не моргнув глазом проглотил напиток.
– Хочешь попробовать?
Гаррик покачал головой. Пары бренди поднялись к носу Шона, и глаза его заслезились.
– Папа тебя убьет! – снова сказал Гаррик.
– Сядь! – приказал Шон слегка подсевшим от бренди голосом. – Пока папа в отъезде, я хочу составить план наших действий.
Гаррик двинулся было к креслу, но по пути передумал – слишком болезненны были воспоминания. Вместо этого он присел на краешек дивана.
– Во-первых, – Шон оттопырил один палец, – обработаем раствором весь скот на ближнем участке. Я уже распорядился, и Зама с утра начнет его перегонять… надеюсь, ты наполнил все бассейны?
Гаррик кивнул, и Шон продолжал:
– В субботу, – он оттопырил второй палец, – на верхушке откоса подожжем траву, сделаем противопожарную полосу. Трава там чертовски сухая. Возьмешь нескольких человек, и начнете от водопада, а я с другого конца, возле Фредериковой лощины. В воскресенье…
Стоп. Шон вспомнил и замолчал. В воскресенье у него свидание с Анной.
– В воскресенье я хочу сходить в церковь, – быстро сказал Гаррик.
– Отлично, – согласился Шон. – Сходишь в церковь.
– А ты пойдешь?
– Нет, – ответил Шон.
Гаррик опустил голову, рассматривая леопардовые шкуры на полу, – он и не думал переубеждать Шона, ведь на службу в церковь придет Анна. А после службы – если, конечно, там не будет Шона – он мог бы на коляске подвезти Анну домой. Он так размечтался, что уже не слушал, о чем говорит ему брат.
Утром, когда Шон добрался до первого бассейна с раствором, уже совсем рассвело. Он гнал перед собой небольшую группу отбившихся от стада животных. Пройдя сквозь деревья по высокой, достающей до стремени траве, они вышли на широкое пространство утоптанной вокруг бассейна земли. Гаррик к тому моменту начал прогонять животных через бассейн, и уже около десяти буйволов топталось в дальнем загоне для осушки, мокрых и несчастных, с потемневшей от раствора шкурой.
Шон пропустил свое стадо через входные ворота загона и подогнал к плотно сбившимся в кучу животным, которые уже находились там. Чтобы никто не смог удрать, Н’дути закрыл ворота на засов.
– Вижу тебя, нкози.
– Вижу тебя, Н’дути. Сегодня много работы!
– Много, – согласился Н’дути. – Работы всегда много.
Шон проехал вокруг площадки и, привязав лошадь под деревом, направился к баку. Гаррик стоял возле парапетного ограждения, прислонившись к колонне, подпирающей крышу.
– Здравствуй, Гаррик, как дела?
– Прекрасно.
Шон встал рядом с Гарриком и облокотился о парапет. Бассейн имел двадцать футов длины и восемь ширины, уровень раствора был ниже уровня земли. Резервуар окружала низкая стенка, сверху его закрывала соломенная крыша, чтобы в случае дождя концентрация дезинфицирующего раствора не стала ниже.
Подпаски по одному подводили животных к краю бассейна, но сразу заходить те не решались.
– Э’уапи! Э’уапи! – кричали подпаски, и напиравшие сзади животные заставляли передних прыгать.
Если животное упрямилось, Зама перегибался через ограду крааля, хватал за хвост и кусал его.
Каждая скотина прыгала, высоко задирая нос и подбирая передние ноги, и полностью погружалась в черный, как нефть, раствор. Потом снова появлялась на поверхности и, обезумев от страха, плыла вдоль бассейна, пока копыта не касались постепенно поднимающегося на другом конце дна. Там она могла кое-как вскарабкаться на твердую землю и отправиться в загон для просушки.
– Давай-давай, Зама, подгоняй! – крикнул Шон.
Зама улыбнулся и вонзил большие белые зубы в хвост очередного нерешительного буйвола.
Крупный и тяжелый буйвол прыгнул, и от сильного всплеска на щеку Шона упала капля жидкости. Но Шон сначала не обратил внимания, продолжая наблюдать за процессом.
– Если на торгах не получим за них настоящую цену, значит покупатель ничего не смыслит в доброй скотине, – сказал он.
– Да, скотинка у нас нормальная, – согласился Гаррик.
– Нормальная? Ты посмотри, какие упитанные, во всем районе таких не сыщешь!
Он хотел продолжить тему, но вдруг почувствовал, что капля, упавшая ему на щеку, подозрительно сильно жжется. Он вытер ее пальцем и поднес к носу: от запаха защипало в ноздрях. Секунду он тупо смотрел на палец; место на щеке, где была капля, горело, как от ожога.
Он быстро осмотрелся. Животные в сушильном загоне беспокойно мельтешили, а одного быка даже шатнуло в сторону, и он врезался в ограду.
– Зама! – заорал Шон, и зулус поднял голову. – Стой! Останавливай! Ради бога, не пускай больше ни одного!