Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
– Сейчас налью тебе чашечку чая.
– Может, лучше пива, а, мама? – сказал Шон и опустился в кресло.
– Конечно, сейчас принесу.
– Нет! – вскочила Одри и быстро направилась к кухне. – Я принесу!
– Пиво в кладовке, Одри! – крикнула Ада в спину девушке, а потом обратилась к Шону: – Такой милый ребенок.
– Посмотри внимательнее, мама, – улыбнулся Шон. – Она давно уже не ребенок.
– Жаль, что Гаррик… – начала Ада и тут же осеклась.
– Что – Гаррик? – спросил Шон.
Она секунду молчала. Ей было жаль, что Гаррик нашел себе не такую девушку, как Одри, а…
– Да
– Кстати, от Гаррика никаких новостей больше не было? – спросил Шон.
– Нет, пока не было, но мистер Пай говорил, что через банк прошел чек: деньги были обналичены в Кейптауне.
– Ого, даже в Кейптауне? – Шон вскинул бровь. – Наш мальчик решил ни в чем себе не отказывать.
– Да, – согласилась Ада, припомнив сумму, обозначенную в чеке. – Это уж точно…
Вернулась Одри с подносом, на котором стояла большая бутылка и стакан. Она подошла к Шону. Тот прикоснулся к бутылке: холодненькое.
– Наливай поскорей, красотка, – подбодрил он ее, – умираю от жажды.
Первый стакан он осушил в три глотка. Одри налила еще, и с полным стаканом Шон поудобнее устроился в кресле.
– Ну а теперь, – сказала Ада, – рассказывай.
В атмосфере теплого радушия – мышцы приятно побаливают, ладонь холодит стакан с пивом – и рассказывать было приятно. Он и подумать не мог, что о своих приключениях может говорить хоть до утра. Тем более что стоило ему хоть на секунду умолкнуть, как Ада или Одри задавала вопрос, и рассказ лился рекой дальше.
– Боже мой, – ахнула наконец Одри, – уже совсем темно! Мне надо бежать!
– Шон, – сказала Ада, вставая, – ты не проводишь девушку домой? Мало ли что…
Они шли рядышком в полумраке, под кронами огненных деревьев. Молчали, потом Одри заговорила:
– Шон, а ты все еще влюблен в Анну?
Вопрос прозвучал ни с того ни с сего, и Шон, как всегда в таких случаях, разозлился. Открыл было рот, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но вовремя остановился. Вопросик-то правильный, хотя и непростой, даже щекотливый. А был ли он в самом деле влюблен в Анну? Раньше он никогда не думал об этом и теперь вертел вопрос в голове, разглядывая его со всех сторон, чтобы дать правдивый ответ. И вдруг на душе стало легко – отвечая ей, он улыбался:
– Нет, Строберри Пай, нет, я никогда не был влюблен в Анну.
Тон он выбрал правильный – сразу видно было, что не врет. Сердечко у Одри так и замерло от радости.
– Не провожай меня до самого дома, – сказала она.
Она в первый раз обратила внимание на грязную одежду Шона и подумала: а вдруг его увидят в таком виде родители и ему будет стыдно? Ей хотелось, чтобы с самого начала все было без сучка и задоринки.
– Хорошо. Постою здесь, пока ты дойдешь до двери, – ответил Шон.
– Завтра, наверно, отправишься в Теунис-Крааль? – спросила она.
– Да, встану – и домой, – подтвердил Шон. – Там работы по горло.
– Но ты ведь будешь заходить к нам в лавку?
– Конечно. – Шон посмотрел на нее такими глазами, что она вспыхнула и тут же возненавидела свои нежные щечки, с такой легкостью выдающие ее чувства.
Одри быстро пошла по дорожке, потом остановилась и оглянулась:
– Шон, больше не
– Ладно, Одри, – усмехнулся Шон, – я постараюсь.
30
Прошло полтора месяца, как он вернулся с зулусской военной кампании. Целых шесть недель пролетели как одно мгновение. Шон размышлял об этом, сидя в центре кровати, удобно, как Будда, скрестив ноги, для чего пришлось задрать ночную рубашку чуть не до пояса, и отхлебывая кофе из чашки размером с немецкую пивную кружку. Кофе был горячий, Шон звучно хлебал и с шумом выдыхал пар изо рта.
Да, последние полтора месяца дел было невпроворот. Заботы не оставляли времени предаваться горю или сожалениям, хотя по вечерам, когда он сидел в кабинете, где любая вещь напоминала ему об отце, сердце его ныло.
День пролетал быстро, не успеешь оглянуться – уже темнеет. Теперь у них было три фермы: Теунис-Крааль и еще две, арендованные у старика Пая. На них он держал трофейный скот, а также животных, купленных после возвращения. Из Зулуленда пригнали чуть ли не сотню тысяч голов первоклассных буйволов: цена снова резко упала и Шон мог себе позволить отбирать лучших. И еще он мог себе позволить подождать, когда цены снова поползут вверх.
Спустив ноги с кровати, Шон прошел к умывальнику. Налил из кувшина воды в тазик и нерешительно попробовал пальцем. Вода ужалила холодом. В своей до нелепости женственной ночной сорочке с искусной вышивкой спереди, над которой вились растущие на груди волосы, он стоял и никак не мог решиться. Потом собрался с духом и окунул в тазик лицо; набрав полные пригоршни ледяной воды, вылил ее себе на шею и затылок, согнутыми пальцами потер мокрую голову и, громко отфыркиваясь, распрямился. Вода потекла ему под рубашку. Он быстро и энергично вытерся и, стащив с себя мокрый наряд, голый посмотрел в окно. Уже вполне рассвело, и было видно, что утро пасмурное и моросит мелкий дождь.
– Ну и денек, – проворчал он вслух, хотя в душе теснились совсем другие чувства. Он ждал этого дня с волнением: посвежевший, твердый, как острый клинок, готовый, как волк, проглотить завтрак и отправляться на работу.
Он стал одеваться: прыгая на одной ноге, натягивал штаны, заправлял в них рубаху, затем, сидя на кровати, надевал сапоги. И думал про Одри: надо обязательно завтра попасть в город и повидаться с ней.
Шон решил-таки вступить в законный брак. Для этого у него имелись три веские причины. Во-первых, он понял, что легче залезть в сейф Английского банка, чем Одри под юбки, не женившись на ней. А уж если Шон чего-то хочет, он ни перед чем не остановится.
Во-вторых, живя в Теунис-Краале под одной крышей с Гарриком и Анной, он решил, что неплохо было бы и ему иметь рядом женщину, которая готовила бы ему, чинила одежду и слушала бы его разговоры, – Шон порой ощущал себя немного обделенным.
Было и третье соображение, не менее значимое, чем прочие: Одри – дочка местного банкира. В прочных доспехах старины Пая это было одно из немногих слабых мест. Почему бы ему не прибавить к свадебному подарку ферму Махобос-Клуф, размышлял оптимист Шон, хотя и он понимал всю экстравагантность такой надежды. С деньгами Пай расстается не так-то просто.